– Спасибо, не нужно, – ответил я.
Он улыбнулся:
– Не пьешь?
– Нет.
– Я тоже не пью. – Он осушил почти весь стаканчик. – По-моему, я тебя раньше не видел.
– Я тут новичок.
– Правда? Нечасто к нам попадает свежая кровь. – Он оглядел меня с головы до ног. – И как же новичок очутился один в кабинете посреди буйной вечеринки Оливера Беллоу?
– Я был не один.
Он скользнул взглядом по роялю.
– Она прекрасно играет.
– София? Как ты узнал, что она была здесь?
– Интуиция.
– Да, – согласился я, – играет она неплохо.
– Неплохо? – Он мрачно улыбнулся. – Друг мой, у нее талант. – Он мерил комнату шагами, рассматривал картины. Остановился перед той, что висела над роялем. Мужчина с рассеянной улыбкой держит за руку женщину в летящем розовом платье, которая неловко застыла в воздухе над его головой.
– Тревожная картина, правда?
Изумрудные оттенки. Голубовато-белое небо. Верхушки деревьев вдали. Лицо у мужчины грубое, опаленное. Женщина парит почти горизонтально, раскинув руки, точно распятая, губы ее поджаты.
– Пожалуй, – согласился я, – но красивая.
– Мне всегда казалось, что больше всего она нравится тем, кого не пугает сверхъестественное. Тем, кому хватает смелости вырваться из обыденной жизни. – Он улыбнулся про себя. – Понимаешь, что я имею в виду?
– Не совсем.
Он повернулся ко мне:
– Это любимая картина Леона Беллоу – по крайней мере, он так говорит. Знаешь ее?
– Нет.
– Это Шагал. “Прогулка”.
– А.
– Ты не знаешь Шагала?
– Там, откуда я приехал, искусству не придают большого значения.
– И где же это? В Антарктиде?
– В Боро-Парке.
Он снова отпил большой глоток.
– Шагала стоит знать. Теперь ты будешь видеть его часто.
– Это еще почему?
– Он есть у всех.
– У нас нет.
– Скажи, – он прищурился, – откуда ты знаешь Софию?
– Я ее не знаю.
– Однако ж она разрешила тебе послушать свою “Аппассионату”.
– Да я сам пришел. – И добавил, помолчав: – А как ты узнал, что она играла?
– Слышал отрывки, – пояснил он. – Из коридора.
– Так вы друзья?
– Мы с ней давно знакомы. – Он сделал глоток и равнодушно посмотрел на меня, ожидая ответа.
– Пойдем вниз? – наконец нашелся я. Мне не терпелось уйти от него, и я поднялся с банкетки.
Мы не спеша прошли по коридору, спустились на первый этаж и смешались с толпой. Мне опять стало жарко, по спине потек пот.
Мой спутник оглядел гостей, которых за время моего отсутствия заметно прибавилось.
– А Оливера ты близко знаешь?
– Я бы сказал, мы просто знакомы. Меня сюда привезли.
– Кто?
Я поискал глазами Ноаха, но не нашел.
– Вон тот парень, – я указал на стоящего у стены Амира, который обнимался с Лили.
– Амир?
– И Ребекка с Ноахом, – добавил я, чтобы произвести на незнакомца впечатление.
– Харрисом?
– Он мой сосед. – Я протянул руку: – Арье Иден.
– Какое библейское имя. А английское у тебя есть?
– Я им не пользуюсь.
– Но оно существует?
– Да, – осторожно произнес я, – Эндрю.
– Эндрю Иден, – проговорил он, – годится.
– А тебя как зовут? – смущенно помолчав, спросил я.
– Эван Старк, – он наконец пожал мне руку, – рад познакомиться.
– Я слышал о тебе.
– А я слышал, ты знаток Шекспира. Какая у тебя любимая пьеса?
Я закусил губу, напустил на себя невозмутимость, не зная, то ли радоваться, что обрел единомышленника, то ли насторожиться.
– А что?
– Просто интересно.
– Ну, “Антоний и Клеопатра”.
– “Порфиру мне подай. Надень корону, – процитировал Эван. – Бессмертие зовет меня к себе”[83].
Я впился в него взглядом.
