Пардес - страница 25



Из вежливости я провел пальцами по роялю.

– И давно ты играешь?

– С четырех лет. Когда я сказала, что хочу брать уроки, родители были в восторге: будущая абитуриентка должна быть всесторонне развита. Но потом их восторги утихли. И теперь им не нравится, что я занимаюсь музыкой.

– Почему?

– Потому что я слишком хорошо играю.

– Разве это плохо?

Она повернулась и посмотрела мне прямо в глаза.

– Мои родители хотят, чтобы их дочь стала врачом, а на пианино играла разве что на вечеринках в университете Лиги плюща и на званых ужинах для развлечения гостей. Им совершенно не улыбается вырастить нищего музыканта.

– Понятно.

– Из-за этого в доме Винтеров создалось легкое напряжение. – Она закрыла крышку рояля, погладила ее. Ногти у нее были выкрашены белым лаком. – В общем, я согласилась на то и другое.

– На что?

– Музыку я не брошу, но учиться пойду на врача.

Я еле удержался, чтобы не признаться, что недавно нашел ее в фейсбуке. Фотографии Софии с концертов музыкальной школы, семейного отдыха в Аспене, шестнадцатилетия Ребекки, бар-мицвы брата. Фотографии, на которых София безмятежно улыбается, обнимает родителей, искренне любуется закатом, не задумываясь о том, что это мгновение сохранится в саркофаге интернета и однажды на него наткнется тот, с кем она познакомилась возле бассейна парня ее подруги. Мне вдруг стало неловко, что я подглядывал за ее жизнью.

– Ничего себе.

– Мне не дает покоя другой вопрос. – Глаза ее весело блеснули. У меня вспыхнули уши. – Что ты тут делаешь?

Я уставился на крышку рояля.

– Мне нужна была передышка.

– Я имею в виду, на этой вечеринке.

– А. Хороший вопрос.

Она чуть наклонилась, коснувшись меня плечом. Теперь у меня загорелись и щеки.

– Так ты сбежал сюда, потому что внизу слишком шумно?

– И ты, видимо, тоже.

– Я и не отрицаю.

– Моя воля, ушел бы домой, – признался я.

– Со мной?

– Нет, домой. (София ухмыльнулась.) Но теперь уже не хочу уходить.

– Я польщена. Тебя Ноах привез?

– Им нужен трезвый водитель.

Пауза.

– Кому – им?

– Ребекке, – пояснил я. – Амиру.

– А. – Лицо ее просветлело. – Ясно.

Дверь распахнулась, вплыла Реми с бокалом в руке и, не глядя на меня, громко сказала:

– Боже, София, я тебя везде ищу. Даже ворвалась в комнату, где… шумят.

– Ты думала, там я?

– Нет, конечно. Мне просто было интересно, кто это. Ну и вообще прикольно.

– Подозреваю, ты отлично знала, где меня искать.

– Признаться, меня пугает, что ты тут с ним, – откровенно заявила Реми и недовольно уставилась на меня.

– Я все слышу, – пробормотал я.

Реми закатила глаза.

– София, сходишь со мной в туалет?

– Тебе непременно нужна компания?

– Нет. Но я помогаю тебе выпутаться из неприятной ситуации. Идем, глупая пианистка. Это срочно.

– Рем, правда, у меня все в порядке…

– Ты мне доверяешь? Идем.

София рассмеялась, позволила увести себя от рояля.

– Окей, окей. Извини, Гамлет. Всего тебе самого лучшего.

Я еще посидел, ошеломленный музыкой, которая почему-то подчеркнула тот факт, что мне не место на этой вечеринке и не стоит даже надеяться, что эти чужаки когда-нибудь примут меня как своего, разве что я буду им чем-то полезен: поправлю сочинение, отвезу домой после долгой попойки. Головная боль вернулась, в доме опять стало душно. Я вдруг осознал, до чего одинок – до чего всегда был одинок.

– Судя по выражению твоего лица, тебе не помешает выпить.

В кабинет вошел незнакомый парень с двумя красными стаканчиками. Высокий, небритый, с маленьким острым носом. Загорелый дочерна – так, что зубы сияют. Взгляд какой-то волчий, мутный, тяжелый.