После хавдалы[78] – мать подняла свечу над головою, отец окунул пальцы в вино, потом сунул их в карманы, потер за ушами – мне позвонили. Родители Оливера укатили в Хэмптонс, а это значит, что Оливер устраивает вечеринку. Приду ли я? Я согласился. Вот и хорошо, сказал Ноах, нам нужен трезвый водитель. Мною хотели воспользоваться, но я все равно был польщен, что меня пригласили. Да и к тому же рассудил, что раз я за рулем, не придется выдумывать причину, почему не пью. Это и так ясно.
Я переодевался, когда ко мне постучал отец. Оглядел меня с головы до ног и нахмурился.
– Ты куда-то собрался?
– Да.
– В этой футболке?
Я сменил белую рубашку с длинным рукавом на темно-синее поло. Я истосковался по цвету и устал от ехидных замечаний по поводу моего черно-белого наряда.
– Я же к Оливеру, – пожал я плечами с деланым безразличием.
– К кому?
– К Оливеру Беллоу.
– Это тот, который тогда был на шахрите?
– Нет. Другой.
– Но фамилия знакомая.
– Как у писателя.
– Что?
– Ничего.
Он примолк, щелкнул пальцами.
– Беллоу. В шуле только о них и говорят. Они известные благотворители.
– Угу, не удивлюсь.
– Бааль хесед[79], значит? Дают большую цдаку?[80]
– Еще бы.
Это его успокоило.
– Я не привык, что ты так часто уходишь из дома. – Я вспомнил свои вечера в Бруклине: слонялся по дому, читал, пока не заболит голова, рано ложился спать, время от времени бывал на школьных онегах[81], а иногда, если нас тянуло на приключения, мы шли в пиццерию в надежде увидеть там девушек из школы Бейт-Яаков[82]. – Но я доверяю тебе, Арье. – Отец закивал, слабо улыбнулся и, все так же кивая, вышел из комнаты.
* * *
Дом Оливера оказался еще роскошнее, чем у Ноаха, – особняк в викторианском стиле, высокие потолки, во дворе фонтанчик. Возле дома дюжина машин, все припаркованы криво, наспех. В доме гремела музыка.
– Его отец большая шишка, – пояснил Амир, когда мы шли к дому. – Производит кресла-качалки, прикинь?
– Кресла-качалки?
– Кажется, на Кипре они пользуются бешеным спросом. У него там какая-то монополия на производство.
Входная дверь привела нас в необозримую гостиную с выходящими на бассейн окнами от пола до потолка. Мебель убрали, вместо нее поставили длинные складные столы для стихийных состязаний в пиво-понг. Посередине высилась огромная пивная бочка. В доме собралось минимум человек шестьдесят. Жара стояла нестерпимая, я в ужасе оглядывался по сторонам. Я готовился к вечеринке, которая, надеялся я, будет лишь самую малость отвязнее той, что у Лизы Ниман, но такого даже представить себе не мог. Оглушительная музыка, буйные приятели толпятся в углах, танцуют, косятся на нас, ждут, что мы присоединимся к ним.
– Пошли искать Оливера, – сказал за моей спиной Амир.
Мы протолкались на кухню (точнее, Ноах с Амиром протолкались, я отчаянно старался не отставать) и увидели Оливера: он в огромных солнечных очках и красном атласном халате стоял на мраморном столе.
– Мальчики мои! – Он ринулся к нам и сверзился бы со стола, не удержи его Ноах. – Ноах, – продолжал Оливер, – Ноах, держи, держи. – И протянул ему бутылку.
Ноах гортанно рассмеялся, отхлебнул глоток, передал бутылку Ребекке.
– Вы двое, – Оливер указал на Ноаха и Ребекку, – пейте, и я… я хочу, чтобы вы поднялись ко мне в комнату… нет, я передумал, лучше в комнату к моему брату… заперли дверь и наделали милых спортивных детишек, хорошо? Согласны? – Он, покачиваясь, прошел по столу. – А одного отдайте мне, я его усыновлю.
