Партия в шестиугольные шахматы - страница 32

– Не боись, все продумано. Собака говорить, конечно, не может: не тот голосовой аппарат. Но она гораздо способнее человека к телепатии. Научить говорить – значит научить думать. И передавать мысли.

– Да как она будет думать, если она не разумна?

– А вот это не факт. Известно, что собаки понимают не только стандартные команды, но и слова своих хозяев. А иные – целые предложения. Да ты сам не замечал этого?

– Не замечал. В любом случае учить чему-то надо в щенячьем возрасте. Сейчас уже поздно.

– Не поздно. Собака может потеряться, поменять хозяев и научиться понимать новых не хуже старых. А главное – окрас твоей собаки говорит о ее способностях.

Виталий поглядел на рыжего полосатого Бонифация. Окрас, действительно, необычный, но причем здесь он?

– Ты, наверное, слышал, что кошки камышового окраса гораздо лучше других ловят мышей. У собак тоже цвет шерсти имеет значение. Да и у людей. Расы отличаются не только цветом кожи, у одних одни способности, у других – другие.

– А у третьих – третьи, – процедил Виталий, глядя на поток машин по окружной. Перевел взгляд на Рупию. Отдавать Бонифация этому сумасшедшему страшилищу не хотелось. Но кто ему Бонифаций? Когда-то сам Виталий хотел взять его домой – родители не позволили. Мается псина по улицам, по подвалам, а тут, может, действительно приютят. Помучает Дедукция обучением, да успокоится. Успокоиться-то успокоится, а дальше что?

– А если у тебя ничего не получится, ты его обратно выбросишь?

– С чего ты взял?

– С чего взял, да на что положил… Как будто не знаешь, как это бывает.

– Знаю. У меня не будет.

– А что это за одно место, где ему будет хорошо?

– Можно посмотреть, если хочешь.

– А у тебя прежде собаки-то были?

– Слушай, ты,… Афоня. Я вопросы твои терплю только из вежливости. Я же вижу, что собака не твоя и вообще бездомная.

– Откуда ты это видишь?

– Потому что я Дедукция, понял?

– Дедукция… Бонифаций бездомный, но просто так за тобой не пойдет. Так что не выступай…

– Его зовут Бонифаций? – Рупия как будто немного оттаяла и погладила пса по голове. Тот не возражал. – Бонифаций… Бонифаций, пойдешь со мной?

Пес вскочил на все четыре лапы, отряхнулся, по-собачьи, вращая всем телом, и завилял хвостом. Нетерпение так и прыгало в его глазенках, направленных на Рупию.

– Бонифаций, ко мне! – скомандовал Виталий.

Пес глянул на мальчика, но не сдвинулся с места.

– Ко мне! – прорычал Виталий.

Бонифаций, припав на все четыре лапы, полуползком двинулся к Виталию. Голову пес пригибал книзу, как будто опасаясь удара.

– Ну и что ты доказал? – Рупия неприязненно глядела на Виталия. Он ответил ей невыразительным взглядом:

– Ладно, забирай. Только покажи это одно место.

– Пойдем.

Бонифаций сорвался с места и поскакал вслед за Рупией. «Вот это Бонифаций, вот это друг называется», – грустно подумал Виталий и поплелся следом.

***

В одном месте в глаза сразу бросилась огромная коробка, на которой неподвижно восседали, как сфинксы, два котенка, длинноухие и черные.

– Здесь живет мой дед, – сообщила Рупия.

– А почему он не живет с тобой и родителями? – удивился Виталий.

– Потому что потому и кончается на «у», – пояснила Рупия.

– Остроумно, – Виталий раздул ноздри.

Рупия закатила глаза под потолок и демонстративно махнула рукой:

– Иди за мной.

Жилище деда находилось за свежевыкрашенным серебрянкой забором-частоколом. Точнее, там находилось некое учреждение, пять или шесть зданий, построенных в разные годы. Они теснились на небольшой площади, более поздние стояли дальше и были выше, выглядывая поверх мрачного двухэтажного особнячка, как дети-акселераты поверх плеча постаревшей, но еще бодрой мамаши. На одной створке ворот висела табличка «Въезд частного транспорта запрещен», но вторая была распахнута настежь, через нее Рупия, Виталий и Бонифаций прошествовали внутрь огороженного дворика. Оставив слева мрачный особнячок, процессия оказалась около длинного кирпичного двухэтажного корпуса (двухэтажного, но очень низенького), проследовала в дальний его конец, игнорируя несколько запертых дверей. Крайнюю дверь Рупия уверенно толкнула и остановилась, пропуская вперед Бонифация. Тот, немного поколебавшись, все-таки прошел внутрь, Рупия за ним, Виталию пришлось замкнуть шествие. «Вот и славненько», – выдохнула Рупия, когда они преодолели прихожую, а за ней еще одну дверь, вот тут Виталий и увидел котят-сфинксов. Как ни странно, котята никак не отреагировали на вошедших, даже на собаку. Виталий покосился на Бонифация, но и тот был спокоен, деловито обнюхивал пол вокруг себя. Свет в большой комнате, где очутился Виталий, горел, но горел слабо, позволяя только заметить, но не разглядеть в деталях, невообразимое количество хлама: каких-то шкафов, столов, верстаков, коробок, странных приборов со свисающими проводами, табуреток, стульев, мешков, распиханных тут и там, тут и там борющихся за пространство комнаты, тут и там прямо кричащих: «Мы уже здесь! А вам-то что надо?!» Виталий поежился и втянул носом воздух: пахло как в тамбуре пассажирского поезда. Дед появился откуда-то справа. «Привет, деду-у-у-ля», – прокукарекала Рупия срывающимся фальцетом и, видимо, оставшись собой недовольна, громко и смущенно прокашлялась.