Пашня. Альманах. Выпуск 4 - страница 57

Однажды его-таки поймали на одном из таких кладбищенских «афтепати». Разоев пренебрег правилом «никогда не смотреть близким родственникам в глаза» и тут же поплатился.

– А вы как сюда попали, – спросил единственный мужик, который не содрогался от рыданий и вообще не выражал никаких эмоций – только его кавказские брови угрожающе нависали подобно водостокам.

– Я друг Павла Васильевича, по работе. – Разоев отвлекся от блинов, водка играла в крови и придавала уверенности словам.

– Лжете. Вы только что поздоровались с собутыльниками – это могильщикам от него досталось. Те стояли в стороне и уже чуяли, что их обсуждают.

– Мне что, уже нельзя дружить с могильщиками?

– Покойного зовут не Павел Васильевич. Убирайтесь и не позорьтесь. Пока я не вышвырнул вас при ваших же, мы не нуждаемся в плакальщиках за еду.

Разоев делано посмеялся, улыбнулся и глянул на могильщиков – те как раз наблюдали за происходившим. Почему-то действительно стало перед ними стыдно, и Разоев с едкой насмешкой на губах обернулся:

– Мои соболезнования. – Он протянул мятую визитку кулинарных мастер-классов с почерком Регины, – блины ваша готовить совсем не умеет.

Нет, ну я, конечно, слышал, что Марецкая живет в коммуналке, но никогда у нее не был. Да никто из наших у нее не был никогда, кроме Шубы. Шуба наверняка заходила, подруга же. Пес собачий, почему к ней иду я? Кто мне поверит? Вот если бы кто-нибудь из взрослых, но мама опять дежурит и придет незнамо когда, матери Чибиса не до того, остальные наверняка не поверят. Я и сам не шибко верю, но Генка говорит, информация из самого надежного источника, ошибки быть не может. Очень интересно, какой у него такой источник и почему Огранин ничего нам не говорит. Мы, видимо, ему идиотами кажемся, которые не умеют хранить военные тайны. Столько лет нас знает, а теперь не верит. А если с ним что-нибудь случится? Будем заново искать этих партизан или кого он там нашел?

Ладно. Второй подъезд – это точно, Марецкая всегда оттуда выходит, с этажом разберемся. На первом две двери. У каждой список жильцов. Уховы – 1 зв., Фролова – 2 зв., Чагинцев – 3 зв., Кобель – 4 зв. (очень интересно: кобель!), Адабашьяны – 5 зв. Вот так сидишь ты дома, чуть звякнуло – и каждый раз считаешь, к тебе или нет. Хуже всего, конечно, Адабашьянам, им больше всех считать приходится. На противоположной двери тоже нет Марецких. И система посложнее: Цыплакова – 1 д. +1 к. (длинный и короткий), Петрович – 1 д. +2 к. и так далее. Второй этаж. На втором полная путаница идиотская. Никаких тебе табличек, вся стена в разных звонках, и ладно, если бы по порядку висели, но нет – куча мала, а над звонками бумажки приклеены. Я сбился, потом начал искать снова, наконец, нашел! Коричневый с пожелтевшей от времени кнопкой. Нажал – и ничего, конечно, не произошло. Потому что я осёл. Электричества давно не было, какой звонок! Тарабанить пришлось довольно долго. Наконец из-за двери спросили: «Кто?» Это был голос Миры. С одной стороны, хорошо, что она оказалась дома, с другой – мне сразу стало не по себе от того, что дома она может оказаться одна, и тогда беседовать придется наедине.

– Конь в пальто! – ответил я.

– Очень оригинальный ответ, Рыжиков, – ответила она.

– Открывай давай, дело важное есть.

– Прямо уж важное.

– Я тебе Лениным клянусь, важное!