Если Храповицкий принял свое назначение как должное, Грибановский попытался отказаться от желанного для многих места. Хотел уйти в монастырь, но Антоний (Вадковский) настоял не торопиться, не самовольничать. Грибановский поехал в Оптину пустынь, и знаменитый старец Амвросий благословил его служить в академии.
Вышло так, что очень скоро дальнейшее пребывание в родных стенах превратилось в пытку совести для Храповицкого. Ректор Арсений, пекшийся о спасении душ своего ученого юного стада, пользуясь особой близостью субинспектора к студентам, потребовал от него доносить обо всех, даже самых незначительных нарушениях дисциплины. Иеромонах Антоний тотчас написал в Синод прошение о переводе. Строптивца решили наказать. Отправили преподавателем неполной семинарии в Польшу, в Холм. Но неугоден стал и Арсений.
А тут еще на Духовную академию надвинулась тень позора. 3 марта 1887 года арестовали Новорусского, оставленного в прошлом году претендентом на кафедру, профессорским стипендиатом. Человек верующий, застенчивый, Михаил Васильевич никогда не участвовал в каких-либо протестах. Диссертацию писал о немецком психологе и педагоге Бонеке. От какой бы то ни было политики был всегда далек. Жил до пятого курса в академическом общежитии. И вот – заговорщик! На его квартире, в Парголове, нашли бутыль азотной кислоты для производства трех фунтов динамита. Динамит преступники приготовляли, чтобы начинить бомбы, предназначенные его величеству государю Александру III.
– Ужас! Ужас! – говорили в академии друг другу студенты и преподаватели. – Ужа-а-ас!
Злоумышленников и главу их, студента университета Александра Ульянова, полиция переловила 1 марта: убиенный государь Александр Николаевич Освободитель в день страшной смерти своей защитил с небес царственного сына от бомбы.
Судили покусившихся на жизнь помазанника Божьего 15–19 апреля. Пятерых приговорили к повешению, Михаила Васильевича Новорусского – к пожизненному заточению в крепости.
В апреле же состоялось перемещение Арсения (Брянцева). Поехал в Ригу, окормлять жизнь епархии.
Ректорское место освободилось для новой восходящей звезды – Антония (Вадковского).
Во-первых, он был своим человеком в доме обер-прокурора Константина Петровича Победоносцева. Супруга Победоносцева, Екатерина Александровна, души не чаяла в этом безупречной честности архимандрите, надевшем монашескую одежду не ради чинов и наград, а по несчастью. Архимандрит Антоний был так естественен, так искренен в каждом слове своем, в каждом движении – при его-то строгой красоте!
Во-вторых, Антоний соответствовал кадровой методе Победоносцева. Обер-прокурор не доверял монахам, надевшим черное со студенческих лет, двигал на высшие должности людей ученых или протопопов, принявших постриг по воле судьбы. Антоний (Вадковский) казался Победоносцеву чуть ли не идеальным претендентом на архиерейство.
Было и третье: новыми притягательными людьми умные царедворцы угощали своих высоких покровителей. Протопресвитер Иоанн Янышев, ревниво следивший за делами академии, по совету Константина Петровича представил инспектора Антония императрице Марии Федоровне. Императрица оценила ум, природную величавость, отменные манеры провинциала и ради испытания попросила помочь ей. Антоний помог: очень быстро и на высоком уровне поставил преподавание Закона Божьего в учебных заведениях ведомства ее императорского величества.
