Не получив ответа, зеленоглазая шагнула вперёд, открывая взгляду Норена светлокожее, будто выточенное из мрамора лицо.
— Не знала, что крылатые умеют проливать кровь. Кто тебя научил?
«Мастер Инаро», — пронеслось в голове, но Норен заставил себя промолчать и плотнее сжать зубы. Энтари нельзя доверять. С ними вообще нельзя вступать в диалог. Сказав лишь слово — ты уже проиграл.
- Покажи мне свои крылья. Они черны как ночь, ведь так?
Гостья наклонила голову вбок. Норен смотрел, как рассыпаются по белой ткани туники угольные пряди шелковистых волос. «Ты должен её убить», — напомнил он себе, — «Таков твой долг. И, может быть, Тот сдержит своё слово… и освободит. Позволит умереть».
Как не вовремя эта слабость. Впрочем… может, как раз — вовремя?
— Ты станешь мне служить?
Он не сразу понял, что Хейд задаёт ему вопрос.
— Я не служил и никогда не буду служить никому, кроме зиккурата Сизых Облаков, — голос хрипел, когда Норен произносил это вслух.
Велена постояла за решёткой ещё недолго, развернулась и пошла прочь.
Норен остался один. Закрыл глаза и, преодолев боль, попытался провалиться в сон. Он лгал. Не смел сказать вслух о том, за что до самой смерти будет себя презирать.
«Ты служил энтари, жалкая тварь», — неумолимо настаивал голос внутри него. — «Ты предал всё, чему присягал».
Золотые волосы, рассыпавшиеся по белым плечам, промелькнули у него в голове.
«Будь проклята их красота. Будь прокляты они все».
Если бы крылатые верили в богов, Норен молился бы своим, упрашивая простить за всё, что успел совершить. Но у крылатых были только храмы, в которых они поклонялись сами себе.
«Ты не заслуживаешь, чтобы кто-то тебя искал», — подумал он. — «Ты не заслуживаешь ни свободы, ни смерти. Мастер Инаро никогда не позволил бы тебе войти в храм, если бы знал, кем ты стал».
Велена уже почти покинула колизей, когда дорогу ей преградило тучное тело распорядителя арены.
— Многие были недовольны, патрициана. Вы сорвали хорошее пари.
Велена поморщилась. Говорить с Луцио было ниже её достоинства, но иногда приходилось делать и это.
— Что вы хотите? Чтобы я вернула вам разницу?
— Нет-нет, патрициана. Кто-то был недоволен, кто-то напротив… Когда люди увидели вас на арене, ставки на секторах подпрыгнули.
Распорядитель понял, что ляпнул, и попятился назад. Велена молча смотрела на толстяка.
— Луцио, — сказала она неожиданно, — что вы будете делать с этим гладиатором? Завтра снова выставите его на пари?
— Думаю, да. Что ещё я могу с ним делать?
— Вы видели его? Он едва может встать. Такой боец только подпортит вам репутацию.
— Он принёс мне немало денег, принесёт и ещё. Ну, отлежится немного.
— Я бы дала вам денег прямо сейчас.
— Сколько? — Луцио прищурился, будто принюхивался, пытаясь угадать, в каком кошеле Велена держит золото.
— Скажем… сотню. Он при смерти, — напомнила Велена, заметив, что распорядитель теряет интерес. — Ну, хорошо… пятьсот.
— Патриций, знаете, сколько я на этом рабе сделал за неделю?
Велена качнула головой.
— Тридцать тысяч монет. Чистого золота, — сообщил Луцио. — И это до того, как люди поняли, на кого следует ставить. А теперь давайте подумаем. Рану можно прикрыть плащом. Стоит он всегда кое-как. За это его и любят. Такое, знаете ли, воплощение Вечного Рима. Усталость и вселенское безразличие. Так, о чём это я.
— Можете не продолжать. Какую сумму вы хотите?
Распорядитель поморщился.
