Мне кажется, в этом доме у меня нет союзников, даже мама несмотря на то, что она ласкова и добра, все равно по большей части встанет на сторону отца, а следовательно и негласно на сторону Валенского. Поэтому единственный верный способ — это сбежать.
Я бегу к заднему входу, который ведет во двор, но на повороте врезаюсь в тумбу, задевая ее боком. Ваза, стоящая на тумбе, начинает крениться вбок, пошатывается, делая три оборот вокруг своей оси, и со звоном падает на пол, разбиваясь на мелкие осколки. Я не успеваю ее подхватить, так как начинаю нервничать, и руки не слушаются.
Отец тут же появляется в проеме, смотрит на меня, хмуря брови. Я тяжело вздыхаю под его взглядом, понимая, что бежать дальше крайне глупо.
— Дочка, что ты здесь делаешь?
— О, да, привет, пап! Тоже рада тебя видеть, — сарказм так и прет из меня, — Ничего особенного, просто зашла проведать мать.
Стараюсь выглядеть непринужденно и говорить будничным тоном, чтобы он не заметил моего смятения.
— Почему трубку не берешь? — пропускает мимо ушей мою иронию, — Мы тебе звонили и писали много раз.
— Ну раз не брала, значит не хотела.
— Ева, прекрати ерничать. Останься на ужин, поговорим с тобой. Мы с мамой скучали, — он говорит это таким сухим и безэмоциональным тоном, словно для справки, а не потому что действительно скучал. Меня это задевает.
Есть хоть один в мире человек, которому я искренне интересна и нужна?
— Я не хочу, пап, разговаривать и обсуждать что-либо. Мы разводимся с Андреем.
Обхожу дугой осколки и двигаюсь в сторону двери.
— Стой! — прикрикивает отец, — Не спеши уходить. Давай все обсудим.
— Ну что тут обсуждать, пап? Он изменил мне, растоптал меня, мою гордость. А мои родители даже не поддержали меня, — начинаю закипать, повышая голос. На мой крик выходит мама, она жмется к дверному проему, обеспокоенно смотря то на меня, то на отца.
Конфликты в нашей семье — редкость. Обычно тут никто не повышает тон и не спорит. Потому что отец всегда прав. Но больше молчать я не вижу смысла, я не согласна с их позицией, и я в кой-то веке хочу за себя постоять.
— Ева, ты ведешь себя как ребенок, — отец разочарованно качает головой, — Вместо того, чтобы принимать поспешные решения, нужно было хотя бы подготовить почву для ухода. Ты подумала, куда ты пойдешь? Чем будешь заниматься? Как дальше строить свою жизнь?
— Я рассчитывала на вашу поддержку!
— В этом мире можно рассчитывать только на себя, а если бы со мной и матерью что-то случилось, куда бы ты пошла?
— Если бы да кабы... — передразниваю его.
— Ну вот, результат на лицо, — он указывает рукой в мою сторону, — Ребенок самый настоящий.
— Пап, да не ребенок я. Просто мне не каждый день изменяют, чтобы сразу принять правильное решение и сделать все верно. Я же случайно об этом узнала, увидела их в торговом центре. Они целовались! — кидаю сумку на пол, — Он был с ней, он трогал ее, врал мне, что в командировке. Разве любящий человек так поступил бы? Он не любит меня, пап. И вот это вот самое большое предательство, от этого больнее всего.
— Ева, он тебе и не обещал любовь до гроба. Ты вспомни, как вы поженились. У вас были взаимовыгодные условия, — отец осекается, ловя мой заинтересованный взгляд.
Какие еще такие условия?
— Пап, — начинаю медленно идти в его сторону, — О чем речь?
— Ничего особенного, — кажется, он случайно проговорился и пытается выкрутиться.
