Обер-лейтенант засунул трофейное оружие себе за пояс на спине, спрятал в карман брюк найденные деньги и принялся внимательно изучать документы Серафимы, в то время как стоящий рядом Йенс невольно поёжился от пробежавшего по его спине холодка. Водитель понял, что убитая женщина могла застрелить его, когда он бросился сигналить к машине, но не сделала этого, потому как не желала ему зла и лишь пыталась спастись бегством.
– Паспорт на имя Серафимы Хмельницкой и свидетельство о рождении её дочери Варвары, которую в доме я не нашёл, – подытожил Отто.
– Может, ребёнка не было в доме? – пожал плечами Йенс.
– Женщина не стала бы убивать Уве и Фридриха, рискуя жизнью из-за еды или украшений, – покачал головой командир взвода. – Она ранила меня в плечо и могла попытаться добить, но вместо этого сбежала на улицу. Думаю, она хотела, чтобы мы погнались за ней, и её дочь беспрепятственно покинула дом, в котором до сих пор укрывается.
С этими словами Отто поместил документы в нагрудный карман военного кителя и склонился над бездыханным телом Серафимы: – Ты ещё легко отделалась, получив свою пулю, но когда я найду твою девочку, то лично обескровлю её до последней капли.
От жутких слов обер-лейтенанта сердце Йенса внезапно зашлось в груди.
– Что говоришь? – спросил Отто, повернув ухо к лицу Серафимы.
Водитель вздрогнул и отступил назад.
– Молю тебя, Отто, пощади мою дочь! – пропищал командир взвода, двигая пальцами губы убитой им женщины. – Она ещё маленькая. Неужели у тебя совсем нет совести?
Йенсу вдруг стало дурно, в то время как Отто лишь зловеще ухмыльнулся, поднялся на ноги и поправил свою военную форму: – Лежи смирно и никуда не уходи.
Затем обер-лейтенант бросил холодный взгляд на водителя и указал ему жестом следовать за собой к калитке. Йенс заметил застывшие на лице убитой женщины слёзы, понимая, что та была бы сейчас жива, не просигналь он командиру взвода.
– Решил остаться немного поразвлечься? – лукаво усмехнулся Отто. – Поспеши, пока тело не остыло.
Грубая шутка обер-лейтенанта резанула слух водителя, который молча последовал за Отто, будучи уверен в том, что взгляд убитой по его вине женщины останется в его памяти до конца отпущенных ему дней.
Варенька тихо сидела в дальнем углу кладовки и терпеливо ожидала возвращения мамы, пока не почувствовала, что та не придёт, поэтому встала с пола и сделала к выходу из тёмного помещения несколько шагов на затёкших ногах. Треск битого стекла заставил девочку остановиться и осторожно переступить через многочисленные осколки огуречной банки, после чего Варенька подошла к дверям кладовки и, немного подождав, вышла в пустую прихожую. Яркий свет ударил ребёнку в глаза, заставив на какое-то время зажмуриться. Когда Варенька снова привыкла к свету, то увидела перед собой распахнутые двери мазанки и молельной комнаты.
– Мама, – позвала девочка Серафиму, повернувшись к молельной.
Услышав в ответ лишь тишину, Варенька хотела было поискать маму в доме, но вспомнила о данном ей обещании добраться до соседского коровника и ждать маму там вместе с внуками Тараса Наумовича. Спустя мгновение девочка вышла на пустое крыльцо, глубоко вдохнула свежий воздух и закрыла глаза, почувствовав, как июльский полдень заботливо заключил её в свои тёплые объятия.
«На улице гораздо лучше, чем в кладовке», – подумала Варенька, подставив лицо лучам солнца, пробивающимся сквозь густые листья виноградника.
