Ощущая глубокую тоску по дому, водитель виновато обронил на землю две слезы и мысленно попросил у девочки прощение за то, что принял решение не подвергать риску свою жизнь во имя возвращения к любимой жене и дочери. Когда Йенс уже был готов открыть глаза и дать обер-лейтенанту положительный ответ об обнаружении ребёнка, лица родных неожиданно сменились в сознании водителя образом убитой по его вине женщины. Мать девочки выбралась из окна своего дома и шла по лужайке к соседскому забору, желая увести за собой раненого ею в плечо Отто. Женщина уповала на милосердие держащего её на мушке Йенса, который вместо того, чтобы позволить ей уйти, вынес ей смертный приговор, нажав на клаксон грузовика.
Далее сознание перенесло водителя к телу лежащей у соседского забора женщины, на лице которой Йенс заметил влажные следы от слёз. Будучи отцом, мужчина лишь теперь осознал, что перед смертью мать девочки плакала не о себе, а об оставленной ею дочери. Слёзы на лице убитой женщины продолжали стекать по её щекам в воображении водителя, заставляя его чувствовать близость этих слёз с его собственными, которые выражали страх Йенса более никогда не увидеть жену и дочь.
Отличие слёз обоих родителей заключалось лишь в том, что погибшая женщина уже не могла помочь своему ребёнку, в то время как мужчина ещё мог стать спасительной преградой между сидящей в бочке девочкой и жаждущим её смерти «мясником Отто».
Водитель наконец взял себя в руки и выдохнул из груди последние остатки сомнений.
– В бочках лишь пропахшая куриным дерьмом солома, – открыв глаза, ответил Йенс командиру взвода, чем заставил последнего разразиться хохотом.
Затем водитель показал девочке приставленный к губам палец, повернулся к открытой дверце курятника и засунул два пальца в горло. Содержимое желудка Йенса не замедлило вывалиться у выхода из птичьего загона, едва не запачкав начищенные до блеска сапоги Отто Вайса.
– Вот дерьмо! – воскликнул обер-лейтенант, спешно отпрыгнув назад от дверцы курятника. – Вылезай уже из этого сраного гадюшника.
Водитель заметил на дне пустой бочки куриное яйцо, спешно поднял его с соломы и выбрался из-под настила, оставив дверцу птичьего загона приоткрытой.
– Не желаете домашнего яичка? – поинтересовался Йенс, вытянув перед Отто в руке коричневое яйцо.
– Убери от меня эту гадость! – брезгливо отмахнулся командир взвода.
– Почему же гадость? Это свежий и питательный продукт, богатый белками, жирами, микроэлементами и витаминами группы B.
– Не нужны мне такие витамины.
Отто презрительно поморщился и отступил от Йенса подальше.
– Как знаете, – пожал плечами водитель, стукнул яичко о поручень ограждающего огород забора и выпил содержимое яйца на глазах поражённого обер-лейтенанта.
– Ты с ума сошёл, Мюллер?! – воскликнул Отто, словно Йенс принял смертельную дозу цианистого калия.
– Не пропадать же витаминам, – ответил водитель.
– Мы здесь закончили, – затушил о забор сигарету командир взвода и направился прочь от грязного курятника. – Жду тебя у кладовки.
Йенс выбросил пустую скорлупу в огород и осторожно оглянулся на бочки, чувствуя, как предательски дрожат его взмокшие от волнения ладони. Водитель понимал, что лежал бы сейчас с простреленной головой в луже собственной рвоты вперемешку с мочой Отто Вайса, если бы что-то пошло не так, и обер-лейтенант обнаружил прячущуюся в бочке девочку.
