Может, он и не поспел полностью за слогом Тарбия – как рукой, так и осознанием его хода мыслей, но говорить об этом не следовало. Тот вообще просил записывать все, такой уж дотошный их глава. А вот если что и сокращалось или упускалось в попутных и почти ежечасных заметках, то можно это списать на трудности письма на ходу.
Часто эльф-писарь думал – его назначение нелепо и бессмысленно. Все твердили, мол, служить Светочу дело великой чести, а особенно матушка. Да и что делать люксору? Таков их удел. Но все это он, сидя на школьной скамье Высьдома, представлял совсем иначе.
Брутус Конкордия – самый юный из квесторов. Ему тридцать – для люксора лета совсем малые. От этого часто к нему относились свысока или по-отечески снисходительно, и это не могло не раздражать. Но он внешне учтив и скромен, как подобало, поэтому ничего не говорил, только копил обиды, а затем их стало столь много, что прежние из них забылись, уступив место новым.
Одно лишь неизменно. Это не заканчивалось. Но когда-нибудь и он сам станет трехсотлетним брюзгой, который будет поучать взрослых мужей точно малых детей, станет командовать и приказывать.
Приступил он к обязанностям личного писаря Принципа совсем недавно, до той поры около пяти лет он занимался написанием законов вместе с другими квесторами, еще пять лет до этого служил ортусом – адептом, которых обучала магистресса Светоча после испытания в Высьдоме. Брутусу хотелось, чтобы его учителем остался ментор Катэль, но тот не брал учеников. Простившись с друзьями и наставниками, эльф отправился в Исцилу, где и начался его путь люксора длиною в десять лет. Оглядываясь назад, ему теперь казалось, будто пролетели эти долгие годы неимоверно быстро. Так они сложатся в половину века, а затем и в добрую сотню лет… Он лишь надеялся – по истечению этого срока что-то да изменится.
Многие завидовали ему, но сам он не питал благоговейного трепета перед Принципом, как и не понимал смысла этой роли. В квестории его таланты бы пригодились сполна, а тут он пропадал зря.
Близость к самому высшему из вераров в Светоче, конечно, полезна. Многое можно узнать, всякое попросить, а сам Паркей Тарбий мог внять твоим советам, затем выдавал их за собственные решения. Но что поделать? Так все устроено.
Многое Брутусу до сих пор непонятно. Касалось это деятельности Светоча Вер, а точнее, почему они ничего не делали и все чаще бездействовали. Да, есть храмы и приюты, но если бы каждый из квесторов не сидел за бумагами и книгами веки вечные, они могли бы действительно помочь всем больным и обездоленным, коих в Мэриеле достаточно, а еще число это множилось даже без войн и всяческих стихийных бед.
Но Брутус вскоре перестал спрашивать об этом, ибо никто ему не отвечал. Он просто нес свою службу, приняв то, что не сможет в одиночку изменить все. Разве что однажды? Когда уже он станет Принципом.
Иное ему попросту не нравилось, но жаловаться он не смел. Да и кому жаловаться? Принципу?
Во первых, ему не нравилась его амуниция. К плечам писаря крепились ремни, удерживающие перевернутую Г-образную столешницу на его груди и животе. Это делало тебя похожим на смесь каторжника в колодках с торгашом-лоточником. Такое приспособление являлось новшеством, которое поспешили опробовать на нем. Вряд ли оно приживется, ведь можно справиться с простой дощечкой, а двигаться с таким устройством – испытание не из легких.
