– Хорошо, – согласилась Бабочка и распласталась крылышками, уцепившись лапками за самую маленькую чешуйку, которую только могла обхватить. Каким-то лишь одним бабочкам доступным чутьём она выяснила, что и голос, и зеркало, в которое она смотрелась, и эта вот чешуйка, на которой лежала – единое целое.
Дракон медленно поднял голову, потом встал на лапы и неторопливо и долго протянул над лесом крылья…
……………………………………………………………………………………
Они летали до вечера и приземлились у небольшого круглого озерца, на опушке леса. Дракон положил голову на землю – к самой воде и кустам, где, как он полагал, Бабочке будет потом удобно карабкаться.
Бабочка после полёта изменилась, она словно резко повзрослела, стала молчаливее, удивительно строже и серьёзнее. Под вечер она даже слегка начала светиться.
Понятно, ведь сегодня она увидела горы! Она и сейчас их рассматривала – сразу за своим отражением, дальними острыми силуэтами в глазах дракона.
– Горы… – прошептала Бабочка и сделала шаг вперед, заставив зрачки так уменьшится, что Дракону стало больно, – А что там… выше гор?…
– Выше гор… – Дракон удивился, потому что этот же вопрос раньше очень часто занимал и его самого… – Выше гор …небо, а за ним – черная чернота и белые яркие звёзды… – его пронзило чувство понимания, и он закончил совсем невпопад, очень и очень тихо, – Это такие огоньки, похожие на светлячков… на таких же светлячков, как ты.
– Как я? – Бабочка развела лапки в сторону и вздохнула… – Это я? Значит, мне не нужно было никуда лететь?
Дракон сморгнул, и Бабочке показалось, что её отражений в его глазах стало ровно в два раза больше, да и сами её отражения стали значительнее выше ростом и ярче.
– А мы туда когда-нибудь полетим? – она развернулась и посмотрела вниз, на спокойную водную гладь.
– Да. – ответил Дракон, – …Может… завтра?
Он тоже посмотрел на спокойную гладь воды, и ему показалось, что озеро таинственно ему подмигнуло.
Там, в зелёной глубине пряталось звёздное небо, на фоне которого легко можно было рассмотреть Дракона и Бабочку, которая сияла, переливаясь множеством собственных отражений.
– Ну, дурачок он и есть дурачок. Подыми глаза! Во-о-он его домишко стоит. Да выше подымай – на самом холмике дом-краюшка! Старая избушка лесничего там, это потом до неё повырубали. Только от избушки вглубь и остался. Родник дальше есть, но сам не найдешь его, зря тока проплутаешь – первый раз с Колькой надо идти – лес там не прибран. Колька-то, хоть и за лесничего, а или не прибирает, или прибирает по-своему – дурачок же, – все ноги себе скопытишь.
– А ты, Владимир Михалыч? Покажи мне хоть направление, а я там не собьюсь – географ же, да и карту знаю – соврал я. Приехав не так давно, я еще не привык к многочисленным обязательным знакомствам, долгим разговорам за жизнь и, честно говоря, за три дня слегка от них подустал и нового не очень-то и хотел.
– Гео-ограф, – Михалыч усмехнулся. – Недосуг мне сегодня, забор надо поправлять – машкина коза всю мою капусту пожрёт. А что гео-ограф – это хорошо! В нашей школе они во как нужны! Да Колька и покажет – чай не сломается!
– Да дома ли он? Может, и нет его?
Михалыч задумался…
– Как ни заходил – всегда он дома есть. Ну, и сейчас я же тут стою, а значит, попадешь на него! Во-о-он краюшка, и тропинка еще сбоку! Иди-иди, тут недалеко!
Михалыч – мой коллега и практически, как он сам дал понять, родной тут мне отец – школьный завхоз, а по совместительству учитель труда и ОБЖ, низкий, но чрезвычайно широкий мужик, сошел с тропки и указал ладонью вперед и вверх:
