Печать Аваима. Порочное Дитя - страница 28

Засыпай, моя голубка,

В теплой неге, под крылом,

В этом свете лунном хрупком,

Над твоим склонюсь челом.

Когда голос затих, она еще некоторое время, не открывая глаз, перебирала струны. А когда стихла и мелодия, мечтательно огляделась, все еще пребывая в своих мыслях.

Вдруг Имилия зарылась лицом в пеструю юбку Эстер и горько заревела.

– Ну ты чего? – растерялась девушка. – Мне мама ее пела.

– Маму жалко, – хлюпнула в складки Имилия.

Эстер застыла. Чувство вины раскаленной иглой воткнулось между ребер. Мечтательность мгновенно схлынула, и она с неприятной очевидностью поняла, что именно день за днем стояло на кону, и что она так упорно откладывала.

– Та женщина… – обратилась она к Абелю.

– Это не ее мать, – ответил травник. – Она привела девочку, когда деревня сгорела. Их только двое и осталось.

Эстер рассеяно погладила волосы Имилии.

– Но что-то ведь можно сделать для той женщины?

– К сожалению, нет, – развел руками травник. – Она больна, но не телом. В деревню после пожара пришли гунгояры, и эти двое… я даже не представляю, что им пришлось пережить. Когда они только пришли, женщина еще что-то понимала. Плакала часто. Звала кого-то. А сейчас уже и не различает, где находится.

– И она так и будет там лежать?

– Я даю ей отвар, так что она не мучается. Но душа ее умерла там, на пепелище, и теперь тянет за собой тело.

– И что, нет такого лекаря, кто мог бы вылечить душу? – с надеждой спросила Эстер.

– К сожалению, нет, мы лечим только тело, – развел руками Абель, и вдруг ни к чему добавил: – Даже мастер Тамаш.

У Эстер ёкнуло под сердцем, но травник никак свою мысль не развил, и, чтобы успокоить волнение, она принялась оглядывать окрестности.

С этого места замок выглядел немного иначе – на скальном плече, которое не было видно из долины или с дороги, проступало размытое изображение. Эстер сощурилась и повернулась сначала одним глазом, потом другим, не уверенная, что ей не почудилось. Но освещенные солнцем выступы и затемненные впадины отчетливо складывались в некоторую зависимость. Только она никак не могла сообразить, что же именно проступает из этих световых пятен.

– Вы тоже заметили? – спросил Абель.

– Мне ведь не показалось, правда? Что там изображено?

– Попробуйте расслабить глаза, – вместо ответа предложил травник. – Вы сами увидите.

Эстер удивленно на него посмотрела, но все-таки последовала совету. И как только она перестала напрягаться и разглядывать каждый выступ в отдельности, изображение внезапно сложилось в единую картину, и она потрясенно уставилась на огромного северного медведя, который стоял на задних лапах, осененный тремя звездами.

– Пресветлая Матерь, что это? – едва слышно выдохнула она.

– Герб бывшего владельца, – так же тихо ответил Абель. – Единственное, что о нем сохранилось. Все, что было внутри, – уничтожено.

– Но это же граф… – Эстер испуганно прикусила язык.

– Граф Айсенбер. Герцог, точнее.

– Почему вы не сказали раньше? – удивилась Эстер.

– Это не то, о чем болтают с незнакомцами, – развел руками Абель. – А потом вы не спрашивали.

– И вы специально меня сюда привели? – неуверенно спросила девушка.

– На самом деле нет, – Абель смутился и отвел взгляд. – Мне хотелось побыть с вами наедине. Я ведь понимаю, что как только вы найдете то, что ищете, вы уйдете и мы больше не увидимся.

– Мы… Почему? – растерялась Эстер.

– Да ну бросьте, я ведь давно узнал матера Тамаша. Но я слишком сильно его уважаю, чтобы вмешиваться в его планы. И я хорошо понимаю причину, по которой он хочет скрыть свою личность от постояльцев монастыря. Поэтому постарался просто не мешать.