Подселенец пихнул Лирку лапой в плечо и кивнул в сторону противоположного берега. Почти сливавшийся с кромкой воды, он вдруг вырос, стал более отвесным. На лысой поверхности взметнулись и закачались длинные стебли. Женщина уже сталкивалась с такими иллюзиями. Они были не столь впечатляющи по масштабам, но здорово тревожили и сбивали с толку. Отличить их от реальности можно было только по отсутствию звука.
Стебли яростно закачались, будто кто-то продирался сквозь них, и на берег выпал мальчишка. Тощий нескладный подросток с чёрными спутанными волосами до плеч в страшно изодранной одежде. Лирка невольно подалась вперёд, когда увидела стёсанные костяшки рук и влажные тёмные проблески в дырах лохмотьев. Рухнув на землю, мальчишка скорчился, и его плечи судорожно затряслись. Пальцы вошли в землю, всё тело изогнулось, и парнишка перевернулся на спину, корчась и выгибаясь. Лирка как воочию услышала глухие рыдания и вой. По сморщенному лицу катились слёзы, и всё тело мальчика сворачивалось в ужасных корчах. И терзала его явно не физическая боль. Его боль шла из самой глубины естества.
Лирка облизала пересохшие губы и почему-то вспомнила смерть отца.
Вдруг мальчишка замер, словно прислушиваясь, а затем резко вскинул голову и уставился на Лирку огромными заплаканными чёрными глазами.
Картина подёрнулась и начала расплываться по горизонтали, отчего показалось, что губы паренька искривились в жуткой ухмылке.
– Пошли отсюда, пока чего страшнее не привиделось, – Иррес боднул застывшую Лирку в плечо.
Та встала, продолжая смотреть на уже совершенно чистый берег. Глубоко в груди что-то саднило.
***
Совершенно измученная А-ара пришла в себя уже после полуночи. Она не потеряла сознание, но пребывала в каком-то бреду на грани реальности. Живот больше не скручивали волны боли. Боль стала равномерной, и ныло всё тело.
Какое-то прояснение наступило, когда до слуха донёсся неясный звук. То ли кряхтение, то ли слабое мяуканье.
Ребёнок!
Мысль прошила сознание молнией, и А-ара судорожно, преодолевая слабость и боль, приподнялась на локтях и попыталась сесть. Под юбкой на постеленных поверх лошака шароварах кто-то слабо-слабо шевелился. В измученном теле появилась сила, и девушка наконец кое-как села и сдёрнула подол на живот.
Громкий выдох сорвался с губ, когда она увидела рядом с тёмным комом последа слабо шевелящего ребёнка. Помятого, измученного родами, как и она сама. Облегчение захлестнуло девушку. Хвала всем силам, она справилась! Склонившись, она осторожно подняла на руки влажное маленькие тельце. Сухие рыдания сдавили грудь.
Она родила живого ребёнка. Он не умер, покинув её тело.
На краю сознания билась мысль, что она забыла что-то важное. А-ара засуетилась. Боль окончательно забылась, ребёнок требовал заботы. Нужно перерезать пуповину, нужно укрыть малыша от холода… Она с нежностью отёрла кровавые потёки со сморщенного личика, подарила первый поцелуй этому крошечному и уже такому любимому существу. С жадностью пыталась высмотреть в темноте каждую чёрточку, с умилением поняла, что вот эта клякса над левой бровкой не мазок крови, а родимая метка. Её ребёнок был так красив! Он…
А-ара наконец смогла поймать бьющуюся мысль и бросила взгляд вниз, на ножки младенца и его животик. И холод мгновенно сковал её нутро. Вскинувшийся страх сожрал всю радость, всё тепло, весь трепет.
Она родила не сына, нет.
