Точившие А-ару в последние дни страхи обострились. Она не понимала, почему врёт. Будто ложь могла отсрочить рождение ребёнка. Ненадолго забываясь тревожным сном, женщина слышала вкрадчивый шёпот.
«Твоё дитя живо, пока в тебе».
Просыпаясь, она, судорожно дыша, гладила и мяла живот, тревожила ребёнка, заставляя его шевелиться. Ей хотелось убедиться, что дитя внутри неё живо. Потом ловила на себе в течение дня взгляды злой То-нии, и взгляды эти не были злыми. То-нии хмурилась, кусала губы, болезненно морщилась и, столкнувшись с глазами А-ара, торопливо отворачивалась.
И тревога нарастала.
А-ара боялась рожать. Боялась, что ребёнок, покинув её тело, умрёт.
Ближе к вечеру женщина поняла, что отрицать реальность больше не получится. Её дитя хотело появиться на свет. Муж всё ещё не вернулся в поселение, и её это и радовало, и пугало. Улучив момент, когда другие жёны были заняты детьми, А-ара выскользнула из шатра и, переваливаясь, направилась к кустам.
Идти было тяжело. Живот всё чаще и чаще болезненно каменел, ноги сводило судорогой и низ живота сильно тянуло. От страха тряслись плечи, А-ара сама не понимала, что творила. Она хотела спрятаться, сбежать и родить своего малыша вдали от чужих глаз. Покидая становище, женщина не подумала ни о диких зверях, ни о крысаках, ни о муже.
А-ара помнила, что где-то недалеко располагалось старое капище. Уже никто не помнил, кому из Господ оно посвящалось, жрецы не справляли там обряды. Местность она знала плохо и не представляла, куда ещё податься.
Из-за живота сложно было рассмотреть землю под ногами. Женщина спотыкалась, иногда приваливалась к деревьям, тихо постанывая и борясь с желанием лечь на землю и свернуться среди корней. Путь до капища показался ей очень долгим. Почти сдавшись, А-ара села под кустом и разрыдалась от жалости к себе и от страха за ещё не рождённое дитя.
Что она делает? Даже если у неё не сын, как она поможет своему ребёнку? Как спасёт его? А-ара в отчаянии кусала губы, мысли разбегались после очередной волны боли, и реальность размывалась и воспринималась всё хуже.
Кое-как поднявшись, А-ара всё же дошла до каменного столба, увенчанного каменным же черепом, затылок которого словно кто-то отсёк.
– Мы почти пришли… почти… – беспрестанно шептала женщина, поглаживая живот. – Ещё…
Застонав, она рухнула на колени, чувствуя, как по бёдрам потекло что-то горячее и влажное.
***
– Уходить надо немедленно, – прорычал подселенец, яростно размахивая хвостом. – Сам он не сунется, но натравит смертных.
Лирка сидела на берегу и оторопело таращилась на качающийся в воздухе восьмигранный амулет. Мягкое золотистое свечение мешало присмотреться тщательнее, но женщине, откровенно говоря, и не хотелось.
– Он может сказать другим Господам? – настороженно-обеспокоенный вопрос явно задал господин Наэш.
– Признаться в таком… Да и не помогли бы… – Иррес в сомнении умолк. – Но пророчество… Они явно чего-то боятся и разбрасываться силами не будут. Если скажет, могут и вмешаться.
Стряхнуть верёвочку амулета с пальцев не удалось. Она крепко держалась, даже вроде сильнее впилась в кожу.
– Не избавишься, – Иррес досадливо поморщился и ехидно протянул: – Теперь только смерть разлучит нас…
Выражение морды переменилось, и речь оборвал господин Наэш:
– Но жрец как-то избавился от неё перед смертью.
– Не избавился, а спрятал! – Иррес недовольно встопорщил усы. – Ему пришлось призвать Господина печати, чтобы сделать это. Предлагаешь позволить ему подойти к Лирке?
