Как раз в этот момент из здания вышел, тоже босоногий и тоже в трусиках, пацан лет двенадцати, хорошенький, румяный, чуть-чуть важный. Как-то особенно играючи и уверенно ступали его ноги, большие темные глаза по-хозяйски оглядывали все. Он стал на краю единственной ступени, поднял длинную, блестящую серебряным блеском трубу, быстро облизал губы и, крепко охватив ими мундштук, подняв вверх раструб трубы, заиграл. Это был сигнал, короткий, отрывистый, а в конце украшенный шутливо-разливчатым хвостиком. Пацан проиграл его только один раз, опустил трубу, улыбающимися глазами посмотрел на мальчиков поближе и вдруг, сорвавшись со ступеньки, побежал. На углу здания остановился и снова проиграл тот же сигнал. Движение куда-то за угол, уже замеченное Игорем, стало стремительным. Игорь не утерпел, спросил первого попавшегося:
– Что это он играл?
– Кто играл? Бегунок? А это на работу…
Через полминуты из дверей только одиночки торопливо выбегали и устремлялись следом за всеми. Остался только пацан с винтовкой, и к нему обратился милиционер.
– Куда здесь? Вот привел…
Тот серьезно оглянулся на вопрос, но, видно, ничего не нашел подходящего и сказал:
– Сейчас!
Бегунок со своей трубой не спеша возвращался к дверям.
– Володька, позови дежурного бригадира.
Володька Бегунок сразу догадался, для чего нужен дежурный бригадир. Повернув голову, он прищурился на Игоря и, проходя в двери, почти пропел:
– Е-есть… Позове-ем…
Он ушел в здание, пацан с винтовкой один остался при входе и теперь составлял единственную мишень для Игоря Чернявина. Игорь сказал улыбаясь:
– А если я пройду… вот, без спросу? Что же ты, будешь стрелять? Часовой опустил глаза, но ответил басом:
– Стрелять не буду, а прикладом по башке получишь.
После этих слов он покраснел и недовольно отвернулся. Игорь рассмеялся, прицепился к часовому удивленным взглядом:
– Ух ты?
Часовой посмотрел на Игоря исподлобья, вдруг улыбнулся, но что-то почуял справа, в прохладном полумраке вестибюля, вытянулся, винтовка моментально оказалась у его плеча. На ступеньку вышел юноша лет шестнадцати. Он одет был в такой же костюм, как и часовой, только на левом рукаве у него была красная повязка. Игорь догадался, что это дежурный бригадир, да и часовой показал на Игоря:
– Воленко! Привели…
У Воленко тонкое лицо, очень интеллигентное и бледное. Особенно строгое выражение имеет рот Воленко: у него нежные подвижные губы, от которых, кажется, всегда можно ожидать слова осуждения.
Воленко подошел к милиционеру, мельком[113] глянул на Игоря:
– У вас есть бумага?
Милиционер раскрыл книжку:
– Есть тут бумажонка. Вот здесь распишитесь.
Воленко расписался и возвратил книжку милиционеру:
– Все?
– Все как будто…
Игорь подал милиционеру руку, улыбнулся:
– Надеюсь, больше не увидимся?
Милиционер ответил с тонкой улыбкой:
– А кто его знает? – козырнул Воленко и отправился в обратный путь.
Воленко, до сих пор наблюдавший процедуру прощания, сказал Игорю:
– Пойдем.
Он рукой показал на вход в здание. Чуть-чуть покраснев от такой вежливости, Игорь заторопился, и еще больше покраснел, когда часовой вытянулся, пропуская мимо себя дежурного бригадира.
