Со дня на день мы ожидали приезда мамы, и в один из вечеров отправились ее встречать на пристань, куда причаливал пароход из Сочи, но мама так и не появилась на Ялтинском причале. Дядя Юра отправился на переговорный пункт, но дозвониться до мамы так и не удалось. Похоже, что в Сочи у нее сложился роман с другим мужчиной, и она не видела смысла менять шило на мыло. К чести дяди Юры, он умел держать удар. Он не бросил меня в Ялте и не сдал в комнату милиции. Перед отъездом он даже сводил меня в свой любимый пивбар, где выпил пару кружек пива, а меня угостил дивными солеными палочками. После этого он выразил желание посмотреть аттракционы, на которых я проводил все свое время. Он щедро отсыпал мне мелочи на игровые автоматы, а после мы катались с ним на карусели, он прижимал меня к себе, хохотал и от него слегка несло алкоголем, что, впрочем, было не слишком большой платой за приятно проведенный вечер. На следующее утро мы сели в его красный «Запорожец» и отправились в обратный путь. Дневник был забыт. Я был освобожден от обязанности штурмана, полностью сосредоточившись на дороге. Он объяснял мне мимоходом значение всех встречавшихся на пути дорожных знаков, и я сильно продвинулся в знании правил дорожного движения. Еще бы немного, и он бы доверил мне руль. Во всяком случае, именно от него я впервые узнал основные принципы вождения автомобиля. Этот обратный путь домой нас где-то даже сблизил. Мы просто были с ними два мужчины, брошенные одной женщиной.
Пока я катался с дядей Юрой на его красном «Запорожце» с рулевым управлениям по курортам Крыма, отец отбывал срок в колонии-поселении, куда он попал за покушение на жизнь моей мамы. Мне было девять лет, когда в Никополь неожиданно вернулся отец и нагрянул в нашу комнатку в бараках. Он заранее спланировал свое покушение, и даже для этого случая оделся в траурные тона. Я в это время находился в пионерском лагере. Отец пробрался в квартиру и затаился в ней, дожидаясь маминого прихода. Маму спасло то, что в квартиру она вошла ни одна, а с тетей Таей, которой во время нападения удалось выскочить за дверь и позвать на помощь соседей. Когда мама посетила меня в лагере, я был напуган следами насилия на ее лице: налитые кровью белки глаз, которые он пытался выдавить пальцами, искусанные до кости нос и запястья рук. Меня волновал вопрос, сколько лет папа проведет в тюрьме. Четыре года показались мне недостаточно большим сроком, чтобы чувствовать себя в полной безопасности.
Из тюрьмы отец писал мне письма. Мама посмеивалась над орфографическими и стилистическими погрешностями этих посланий и, в целом, образ отца в моем сознании трансформировался в сторону углубляющегося отчуждения. Отец постепенно превращался в постороннего и недалекого человека, чья стихийность и непредсказуемость граничила с психическим расстройством. Спустя полтора года он вышел на поселение в шахтерском городке Красный Сулин и женился на одинокой женщине с ребенком. Еще год спустя папа получил отпуск и приехал в Никополь. Отец договорился с матерью, о том, чтобы провести со мной два дня. Напуганный предстоящей встречей, я внимательно выслушал инструкции по поведению с отцом и дал обещание строго следовать всем правилам, основной смысл которых сводился к тому, что я не должен был «предать свою мать». Помимо этого, мне следовало дать понять отцу, как нам с мамой хорошо живется без него.
