– Что же мы будем делать, о Мать племени? – спросила одна их женщин, подняв на руки своего ребёнка и прижав его к груди.
– Нийсхо сказал, что они не будут убивать. Им нужны рабы. Я думаю, нас захватят в плен, – тяжело поведала Тханана.
– Позор! – вырвалось у кого-то. – Это же позор, Мать племени, мы не можем попасть к ним в рабство.
Тханана склонила голову, на плечи её, казалось, давило что-то тяжёлое, пусть она и держалась в седле прямо. Долгие минуты её размышлений горянки с замиранием сердца ждали её решения. Солнце упало за горные пики, ещё выбрасывая вверх яркие холодные лучи, и Мать племени вымолвила:
– Жить с позором, чтобы сохранить племя, либо погибнуть с честью – каждый пусть решит сам. Я останусь с вами в рабстве и в свободе.
ХынСаа невольно обняла маленького Замига и привлекла к груди, когда он всхлипнул, прижав кулачок к губам. Скорая смерть после решения Тхананы словно сгустила воздух, многие матери вслед за ХынСаа крепче обняли своих детей. Одна из девушек выступила вперёд и, взглянув на приближавшихся чужаков, перевела взгляд на Мать племени.
– Отпустите меня, Тханана.
– С честью, – короткий ответ кивнувшей матери обжёг слух ХынСаа горечью.
Она обвела взглядом тех, кто вслед за девушкой повторил то же разрешение, и, слыша неизменное «С честью», вдруг поняла, что и вопрос и ответ были давней традицией ламарцев. О том, что последует за этим, она догадалась до того, как это произошло.
Взору воинов Эскара – тайного отряда, отправленного Курхо в горы до сражения, чтобы перехватить женщин и детей, – предстало немало удивившее их, совершенно неожиданное действо. Подъезжая к группе ламарцев, они не успели ни предугадать ни остановить ударов кинжалами, каждым из которых большая часть женщин покончила со своей жизнью.
– Что происходит? Что вы творите? – послышались грубые мужские возгласы, в которых смешались ярость и страх.
ХынСаа, которая закрыла глаза Замига ладонью до того, как отпущенные Тхананой девушки обнажили клинки, сглотнула: решение остаться в живых она приняла вслед за матерью. Злость захватчиков не испугала её, странное душевное равновесие удивляло, но девушка была спокойна и думала лишь о том, чтобы воины позволили ей удержать мальчика подле себя. Она обратила внимание на то, что погибшие были незамужними девушками и бездетными вдовами. Смирились только матери, не желавшие оставлять своих детей на растерзание врагам.
Развернув коня к чужакам, Тханана с достоинством встретила потемневший от яростного недоумения взгляд того, в ком безошибочно распознала командира отряда, и ровным голосом промолвила:
– Мы сдадимся без сопротивления. Не разлучайте матерей с детьми и позвольте нам идти несвязанными – в путах нет нужды, племени довольно моего слова.
– Ты Мать? – резко спросил воин, прищурившись.
Тханана только кивнула, тому, что они с захватчиками говорят на одном языке, она не удивилась. Мужчина размышлял недолго и отрывисто проговорил:
– Так и быть. Любой, кто попытается сбежать, будет убит, – предупредил он.
И, словно в ответ на его жестокую угрозу, Дикий сорвался с места.
ХынСаа успела лишь перехватить поводья одной рукой, другой прижав к себе мальчика, и наклонила стан к луке, с трудом удерживая равновесие.
– Дикий, Дикий, друг, остановись! – воскликнула девушка, похолодев от звука копыт преследующей их лошади.
Вцепившийся в неё Замиг не казался испуганным; ХынСаа поразило его бесстрашное:
