Пепельный крест - страница 17

Инквизитор в одиночестве восседал посреди хора в большом деревянном кресле, некрашеном, без резьбы. Вокруг него стояли три пустых кресла: во время процессов их занимали монахи – члены суда и нотариус, которому поручали вести протокол. Состав суда инквизиции был неполным, но это не успокоило обвиняемых.

Антонен вспоминал слова своего спутника в лесу Верфёя.

– Робер, ты когда‐нибудь видел, как сжигают человека?

– Нет, но я видел горящих свиней. Наверное, это примерно одно и то же.

Он вздрогнул. По залу прокатился голос инквизитора.

– Брат Антонен и брат Робер из Верфёйского монастыря.

Из заплывшей жиром глотки вылетал звучный голос. Подбородок почти полностью утонул в складках, тонкие ярко-алые губы, казалось, были накрашены.

– Твой отец, брат Антонен, был врачом. А твой, брат Робер?

– Работником на ферме.

– Крестьянином?

– Нет, не крестьянином, – поправил Робер, – а работником. Мой дед был крестьянином, а отец управлял в Беллюге землями одного сеньора.

Инквизитор подождал, пока снова воцарится тишина. Монахам почудилось, что в пустых креслах появились какие‐то фигуры, как будто собрался суд призраков, чтобы вынести им приговор. От мягкого голоса инквизитора они рассеялись.

– Как здоровье приора Гийома?

Этот вопрос сбил их с толку, они переглянулись, и Робер приготовился отвечать, но инквизитор поднял руку.

– Этот вопрос обращен к твоему брату.

Он выжидал, уставившись на Антонена: тот по‐прежнему стоял на коленях, опустив глаза, и не знал, что ответить.

– Монахов лечишь ты? – снова заговорил инквизитор.

– Я выращиваю лечебные травы и готовлю снадобья, – ответил Антонен.

– Нет ли у тебя в огороде дурмана?

– Нет, святой отец.

– Брат Робер?

– Никогда не было, святой отец.

– Какое, по‐твоему, лучшее лекарство для доминиканца?

Антонен заколебался:

– Вы хотите сказать, какая трава наилучшая?

– Нет, какое лекарство – лучшее?

– Не могу сказать, – с усилием проговорил Антонен.

Инквизитор терпеливо повторил вопрос:

– Какое лекарство лучше всего для монаха?

– Молитва, – выпалил Робер.

Его слова, судя по всему, удовлетворили инквизитора. Он кивнул. Склонил тяжелую голову, поднес руку к глазам и замер на некоторое время. У друзей начали болеть колени.

– Брат Антонен, – вопросил инквизитор. – Как ты полагаешь, каково состояние здоровья приора Гийома?

Антонен бросил взгляд на Робера, ожидая помощи. Но Робер подавленно молчал.

– Хорошее, – с трудом выговорил Антонен. – Только у него распухли ноги, и иногда ему трудно дышать.

– Я тебе не об этом здоровье говорю.

– Я не понимаю, святой отец.

– А следовало бы понимать, сын лекаря, – властно произнес инквизитор.

Потом, повернувшись к его спутнику, сказал:

– Что ты об этом думаешь, брат Робер?

Робер пробормотал что‐то невнятное.

– Сын крестьянина, это нормально, что ты ничего об этом не думаешь. Но тебя, брат Антонен, отец должен был научить, что здоровье триедино: здоровье тела, разума и души. Я тебе толкую не о телесном здоровье Гийома, не о его умственном здоровье, которое всегда было для всех нас образцом и о котором вы и вдвоем‐то судить неспособны. Но что ты думаешь о его душевном здоровье?

– Не знаю, святой отец.

– Не ведет ли он порой странных разговоров или, скажем, таких, какие несовместимы с покоем и гармонией, необходимой для жизни, посвященной Господу?

– Святой отец, я никогда не слышал, чтобы приор Гийом произносил неподобающие слова.

– Говорят, он пишет книгу.