Неужто нельзя обойтись без противного запаха, отвратительного внешнего вида, не перешагнуть через это… Увы, видимо, нельзя. Требуется именно преодолеть. Другого пути нет.
Не раз и не два потом приходилось именно преодолевать, где-то глубоко пряча брезгливость, природную естественную рефлексию. И всякий раз Стас вспоминал эти первые занятия по анатомии.
Не боги горшки обжигают. Подавил в себе, выключил на время все, что мешает, и – в бой. Никакая другая специальность на земле так не обнажает первородную сущность жизни, ни в какой другой так вплотную не соприкасаешься с ее обреченностью, с неотвратимостью трагической развязки. Более прагматичной профессии не существует. И не будет никогда.
– Как вы стоите?! Где колпаки? Ой, непричесанные, как из курятника, честное слово… – отчитывала группу, кое-как успевшую перекусить бутербродами с кофе после контрольной по органической химии, доцент кафедры Шлиповская. – Вы стоите перед мертвым человеком, поимейте совесть, товарищи!
Зато латынь удивила.
Стас отлично помнил, какие рецепты выписывала ему участковая врачиха, когда он валялся с температурой. «Без пол-литры, внучок, я энту писанину не пойму никак!» – говаривал, помнится, дед Стаса.
И как он удивлялся, когда в аптеке ему выдали именно тот антибиотик, название которого он слышал из уст врачихи. Как фармацевтам удавалось разобраться в этой филькиной грамоте?
И тут вдруг: «Да талес дозис нумером…» Совсем другой коленкор!
Вот оно как, оказывается! Целая наука, иерархия! Каждая буква, каждая строчка – на своем месте.
И хотя группа в основном спустя рукава относилась к латинскому, дескать, экзамена по нему нет, а зачет как-нибудь с горем пополам получим, «спихнем!», Стас не на шутку раздражался, когда что-то не мог расслышать из-за постоянного гула в аудитории.
Врачиха, каракулями выписывавшая рецепт, наверняка также шумела в свое время на занятиях, толком не усвоив эту науку.
Вспоминая сейчас, каким идеалистом он пришел в вуз, Пермяков не раз усмехался, но… Именно так вначале и было. Он готов поклясться!
К примеру, если бы ему тогда показали, во что с годами превратится его каллиграфический почерк – он бы полез в драку.
Вершины, которые казались недосягаемыми, с грохотом рухнули, на их месте выросли новые, о существовании которых раньше даже не задумывался.
В частности, биология запомнилась тем, что студентам подробно разжевали, как надо одеваться, направляясь в весенний лес, чтобы клещ не присосался туда, откуда его потом и вытащишь с трудом, и свое черное дело он все равно успеет выполнить. Не раз и не два данное знание его потом выручало в жизни. Кстати, благодаря лекциям профессора Сидельникова Стас теперь мог отличить данного паразита от любого другого.
Что касается органической химии, то, сколько бы он потом ни задумывался, какое практическое значение для него, как для хирурга, возымело знание таких химических ребусов, как Цикл Кребса, глюконеогенез, ацетил-коэнзимы всякие, – так ни к чему более-менее вразумительному и не пришел. Наверное, если бы он стал биохимиком в дальнейшем, остался бы на кафедре, защитился… Тогда бы эти знания ему пригодились. Возможно.
