– Зассанец! – ругалась нянька, вытирая зловонную лужу, растекшуюся из опрокинутой банки. – Чтоб тебе пусто было!
– Вот же напасть, – сердился Джек и зажмуривался, точно хотел выдавить видения прошлого.
– Надо ambulance5 вызвать, – предложил кто-то из игроков, когда Джек выгнулся в очередной раз и застонал.
При слове «неотложка» сердце у него захолонуло, и воспоминания стали еще живее.
Простыня, которой перепеленали майора, промокла насквозь, и больные орали, чтобы сестра сменила повязку.
– Чем? – огрызалась молодая девчонка, только-только выскочившая из медучилища, – халатом своим? Принесет жена, перевяжем. Лишних простыней нет.
Она уже собралась уходить, когда Жека, которого боль отпустила после укола, поднялся со скрипучей кровати и стянул с матраса простынь.
– Возьми мою, – сказал он, протягивая смятый комок сестре.
– Добренький, да!? – взвилась она. – Все тут уроды, а ты один добренький нашелся, да?!
– Не ори! – оборвал ее Жекин сосед по палате. – Мою тоже возьми.
– И мою. И мою. И мою, – стали подниматься другие больные.
– Дураки! – вдруг заплакала медсестра, прижимая простыни к груди. – Все дураки!
Кряхтя, Джек поднялся и прижался спиной к стене.
– Может, обойдется, – простонал он по-английски и, охнув, длинно выругался по-русски.
– Я отвезу, – вызвался Рэнди, – только переоденусь.
– А душ? – сквозь боль усмехнулся Джек. – Скунс меньше воняет, чем ты после игры.
– Потерпишь, – потрепал его по мокрым волосам Рэнди и вместе с другими парнями уложил обратно на скамью.
– Я по-быстрому, – сказал он, расстегивая крепления щитков, стаскивая массивный нагрудник и расшнуровывая ботинки с коньками. – Пять минут.
Джек лежал, закрыв глаза и сосредоточившись в точке своей боли. Его начало тошнить. Осторожно, чтобы не свалиться, он повернулся на бок и поджал ноги к подбородку.
Рот наполнялся кислой слюной, словно внутри открыли кран, живот дергался в конвульсиях, и рвота подкатывала к горлу.
Джек сполз со скамьи, остановил бросившихся на помощь ребят и, держась одной рукой за поясницу, а другой зажимая рот, поплелся на полусогнутых ногах в туалет.
Когда он вернулся, Рэнди был готов к поездке.
– Помоги коньки снять, – попросил Джек. – Жаль, что продули сегодня.
– Фигня, – отмахнулся Рэнди. – У тебя блевотина на подбородке. Вытрись.
Он протянул свитер, валявшийся на полу, а сам присел, чтобы развязать шнурки на ботинках Джека.
– Спасибо, старина.
– Фигня, – опять отмахнулся Рэнди. – Через пятнадцать минут будем в госпитале.
По пути Джека опять скрутила боль. Он отстегнул ремень безопасности и улегся на широкое заднее сидение «Крайслера» Рэнди. Мягкая кожа холодила щеку.
– Потерпи чуток, – уговаривал Рэнди, то и дело поворачиваясь к нему с водительского места. – Почти приехали.
Терпеть, однако, пришлось долго. Приемный покой госпиталя Св. Павла жил обычной жизнью. Здесь болело у каждого, а процедура оставалась процедурой. Рэнди психовал, пытался растолковать регистраторше, что у Джека сильные боли, но она, внимательно выслушав и записав жалобы, попросила карточку медицинского страхования, дотошно проверила правописание имени и фамилии, уточнила место жительства и поинтересовалась, откуда у Джека такой милый акцент. Рэнди развел руками и отошел в сторону, чтобы не взорваться.
– Ваш канадский социализм доведет до… – он приставил указательный палец к виску.
Джек слабо улыбнулся. Рэнди, настоящий американец, всегда находил, за что критиковать Канаду. Ему не нравилось, что в общественных туалетах не было обязательных, по его мнению, бумажных подкладок на унитазные круги. Он возмущался, что спиртное не продавалось в обыкновенных супермаркетах, а только через специализированные магазины, которые закрывались в шесть вечера и не работали по выходным и праздникам. Его вымораживала канадская неторопливость во всем, кроме хоккея.
