Перемена мест - страница 15



Я вышел на площадь. Сгущались сумерки, небо было расчерчено силуэтами куполов, крестов и крыш. Заострённая башня колокольни сторожила обитель. На башне нельзя было различить ни циферблата, ни стрелок, но я точно знал византийское время – два часа ночи. Тишина опустилась на обитель. К церковным вратам неслышно скользили чёрные фигуры. Начиналась всенощная – служба, название которой здесь не расходится с корневым значением этого слова.

В ожидании парома

По ночам монастырь укрыт кромешной тьмой. Маленькая силовая станция, откуда подаётся электричество, прекращает работу ради экономии топлива. В коридорах и кельях зажигаются керосиновые лампы, церкви же освещаются свечами.

Возвратившись из храма, где продолжалась всенощная, в свою комнату, я нащупал на столике спички и запалил лампу, как бывало вечерами в нашем доме в далёкие зауральские времена. В неровном свете из темноты выступили иконы, бок громоздкого шкафа, кровать, пучок зверобоя над дверью.

На столике, рядом с лампой, лежал тяжёлый фолиант. Я откинул твёрдую кожаную обложку и прочёл на титульном листе крупную надпись: ПСАЛТИРЬ. Книга псалмов и молитв царя Давида была напечатана старославянским шрифтом в прошлом веке. Стенания и плач, ярость и надежда пылали в киноварных затейливых буквицах, предваряющих каждый псалом.

За окном грозно рокотало море, и вдали тоскливо мерцал одинокий огонёк.


К утру море не утихло. Кругом обсуждали, придёт паром или нет, вспоминали тяжёлые зимние шторма, когда Святая Гора на несколько дней оказывалась отрезанной от остального мира. Шторма рождает налетающий с заснеженных вершин Фракии ветер с неподходящим названием фортуна.

Алексис спозаранку пешком отправился по своим делам в Карье (туда всего час ходу через горы), рассчитывая утром сесть на тот же паром, что захватит и нас. Мы же с Борисом попросили пономаря Вадима показать нам церкви и библиотеку – собрание уникальных старопечатных книг, греческих и славянских, рукописей и документов числом около двадцати тысяч. Насчёт библиотеки сразу же был получен отказ от настоятеля, поскольку не так давно случилась кража нескольких раритетов, и теперь доступ туда посторонним практически закрыли. (В 1928 году Борису Зайцеву выдавали книги «на дом», т. е. в келью, где он жил. Теперь вот иные времена, иные нравы…)

Уставший после всенощной пономарь привычной скороговоркой представил нам главные иконы и святыни храмов, начиная с собора Св. Пантелеимона.

– Это храмовая икона Пантелеимона с житием, – частил он. – Пантелеимон был греком, жил в Никодимии и лечил людей. Сейчас это место в Турции. Его мучили за веру, но у врагов долго не получалось умертвить Пантелеимона. В море топили – не тонет, четвертовали – колесо разломалось, и на костре он не сгорел. Икона хорошая, в традициях новгородской школы, фигура вытянутая, стройная, что создаёт впечатление величия.

В этом же храме перед алтарём висит огромная люстра – паникадило. На особо торжественных службах наш пономарь медленно вращает его и раскачивает, и тогда отблески свечей скользят по золоту царских врат и окладам икон. Фигуры на фресках и лики святых словно оживают – движутся, меняются в зависимости от освещения. Такова местная традиция, афонская.

– В этом есть какой-то скрытый смысл, – улыбается Вадим, – но мне он неведом.

В другой церкви к иконе св. Пантелеимона подвешены серебряные предметы – изображения руки, глаза, ноги. Есть такой обычай – подносить святому дары, в зависимости от того, что он помог исцелить.