На портрете красовалась сама глава Зеленецка с малюсенькой рыбкой в руке, а заметка гласила:
«Для того чтобы засолить рыбку, нужно первоначально выменять ее у старой Сварлыги в нашей лавке на главной городской поляне. Напоминаю, что рыбку Хельга меняет только на воркушу и свежайшую тинную бормотуху для Михея. Далее необходимо взять две горсти соли и одну горсть сахара, вымазать подготовленную филейную часть («Чтобы тут разглядеть филейную часть, нужно взять бинокль», – подумала я) и положить под гнет на три дня. Соленую рыбку можно выменять на одну круговую поездку на ездовой собаке или на две воркуши, или как сторгуетесь, опять же, в нашей лавке».
Тут я взглянула на свою компаньонку и поначалу ужаснулась. Перес лежала в углу купе и держалась лапой предположительно за то место, где у троллей находится сердце. Лицо моей соседки напоминало кислый лимон, смешанный с этой самой пресловутой соленой рыбкой.
– Обижают бедное, никчемное существо! – скорбно поведала она, обнаружив мое внимание.
Если я правильно поняла, весь сыр-бор произошел из-за этой несчастной маленькой статейки на последней полосе газеты «Час вздремнуть». Без всякого сожаления я передала обрывок старой троллихе. «Сердечный приступ» продолжился еще ровно две минуты, просто для того, чтобы меня заела совесть. Затем моя соседка удовлетворенно, со странной смесью гордости и любви расправила большую (по троллиным меркам) фотографию Чучо и полезла с ней в рюкзак, откуда через десять минут раздался мерный храп, похожий на скрип несмазанного деревянного колеса доисторической телеги.
Поезд прибывал в Зеленецк.
***
– Свободных мест нет! – сурово сказал портье.
– Может, мы подождем и что-нибудь освободится? – жалобно спросила я.
– Нет, не освободится! – Он недобро покосился на мой рюкзак, который благополучно продолжал храпеть уже второй час после приезда в Зеленецк.
– Войдите в наше… в смысле, в мое положение. – Я делала уже третью попытку снять номер в единственной гостинице маленького города. – Поймите, здесь просто больше негде остановиться.
– Ну, отчего же? – Портье проявил благосклонность. – Вы можете снять однокомнатную квартиру для себя и своей собаки. У нас с животными нельзя, и нечего прятать несчастную в рюкзаке. Ну-ка, кто там у нас? Уси-пуси, маленький! Хрипит от недостатка воздуха, – авторитетно заявил он, протягивая руки к рюкзаку.
– Нет, вы знаете, собаку лучше не беспокоить. – Я поспешно спрятала рюкзак. – Согласны на квартиру.
– Это славно, – портье подобрел и зарылся в телефонную книгу, – а то, знаете, мало ли кто заметит. Недавно привезли хомячков, те убежали, поселились на кухне и, представьте, начали размножаться и разбежались по всем номерам.
Я подумала, что если Перес поселится на кухне, то единственной гостинице города придет конец, и, вежливо улыбаясь, взяла телефон хозяина квартиры на сдачу.
***
Хозяин съемной квартиры оказался гораздо сговорчивее портье, наверное, потому что Перес к обеду перестала храпеть. И вот я вытряхнула троллиху на мягкую двуспальную кровать, где «соня» незамедлительно свернулась клубочком.
Признаться, живот у меня основательно подвело. То же самое думалось о моей компаньонке. Следовательно, если ее не накормить, неизвестно где и какая еда начнет пропадать.
Пришлось выйти на улицу.
Городок Зеленецк был совсем небольшим по сравнению с Северным. В центре тянулась средневековая крепостная стена исконно-русской архитектуры. Наступало начало мая. То тут то там кружевными вставками белели отцветающие вишневые и яблочные сады вокруг частных домиков. Церковь, расположенная внутри крепости, отражала своими крестами солнечные лучи. Окраины, застроенные ранними и поздними хрущевками, звенели трамваями.
