Выйдя на центральную площадь, он с облегчением увидел вызывателей и пастора, поднимающегося по лестнице Ратуши. Остановившись в центре площадки, Олаф эффектным дирижёрским затактом призвал всех к порядку.
– Чада Господни, – прогремел он, обращаясь к собравшимся. От неожиданных властных нот в его голосе вызыватели замолчали. – Чада мои, по воле божьей началось великое переселение народов, и Господь призывает вас на благое дело – создать новые подорожные для первых переселенцев, идущих к месту второго пришествия Господа. Старые списки неугодны Господу, в них не указаны конфессии, к которым принадлежат переселенцы. Да исполним волю Господа, уничтожив происки лукавого, пытавшего обмануть Создателя.
С этими словами пастор, подняв над головой устаревшие списки, белыми голубями выпустил их на свободу. Бумажные птицы, покружившись, послушно упали к его ногам. Олаф, подняв благочестивый взор к небесам, воспарил над толпой. В своих потаённых мечтах он уже видел себя новым избранником Бога, способным повести за собой целые народы. Но, увы, бурных оваций на его пламенную проповедь не последовало. Спустившись с небес на грешную землю, вместо благодарных глаз своих последователей несчастный увидел, что вызыватели, все как один, смотрели на подходившего к ратуше бургомистра. Поймать Славу Великого Проповедника, в очередной раз вильнувшую щучьим хвостом, ему снова не удалось. При гробовом молчании толпы, потерявшей к нему всякий интерес, Олаф моментально уменьшился в размере. Путаясь в длинной сутане, он лихорадочно начал собирать разлетевшиеся листы.
– Сию минуту, господин бургомистр. Сию минуточку-с, – поедая глазами начальство, забормотал он с заискивающей улыбкой.
По бордовому апоплексическому лицу крупными каплями катился пот. Великий ловец человеческих душ, пастор Олаф при виде бургомистра лопнул как мыльный пузырь в самой начальной стадии полёта.
Любек. Германия. Вторая половина 18 века.
Прошло несколько дней. Переселение буксовало. Нужного количества кораблей в Любеке не оказалось, и Габриэль сел за расчёты.
На сегодняшний день удалось договориться с купцами об аренде лишь 20 судов, способных переправить в Россию не более 2300 человек. Значительную помощь в этом вопросе обещали оказать небольшие российские суда: пакетботы и пинки. Но, не приспособленные для перевозки людей, они были в состоянии вывезти из Любека только 3076 человек. А что делать с остальными? Выход один: временно приостановить эмиграцию и закрыть город до особого распоряжения.
Габриэль встал из-за стола, потирая виски от разыгравшейся мигрени. «Думай, – приказал он себе, подходя к окну. – Выход есть всегда, нужно только суметь его найти».
Время поджимало. Лето подбиралось к самой макушке. В сроки не укладывались. Мелькнула неожиданная и на первый взгляд бредовая идея попросить помощи у англичан. Но, увы, эти переговоры были не в его компетенции. Послать нарочного с донесением в Петербург? Две недели туда, столько же обратно плюс бумажная круговерть по разным инстанциям. Многотонная, неуклюжая и погрязшая в бестолковости и лени государственная машина будет медленно перекручивать свои жернова. Итого месяц.
Габриэль, вздохнув, отошёл от окна. Сейчас на дворе вторая половина июня, значит, последнюю партию можно отправить в конце сентября. В первейшую очередь необходимо составить самый жёсткий график отправки переселенцев.
