Переселенцы. История рода Вальтер - страница 16
Приняв решение, он, вернувшись к письменному столу, начал составлять служебный рапорт в Санкт-Петербург. В тот же день на русском пакетботе (небольшое двух-трёхмачтовое пассажирское судно) донесение было отправлено в Россию. Оставался только один выход – ждать. А сколько ждать, одному богу известно.
Но неожиданно судьба сделала Габриэлю подарок. Ровно через две недели благодаря хорошей погоде и расторопности офицера фельдфебельской службы рапорт Лемке, минуя канцелярские препоны, был вручён лично графу Воронцову. Энергичный и амбициозный граф, используя свои связи, пройдясь тяжёлым тараном по кабинетам коллежских асессоров, добился рассмотрения данного вопроса у правительства в самые сжатые сроки. И вот она, Виктория. Правительство обратилось за помощью к Англии, и бредовая идея Лемке была воплощена в жизнь благодаря настойчивости и честолюбию графа Воронцова. Русским правительством были зафрахтованы два крупных английских фрегата серии Лав энд Юннате под командованием Томаса Фаерфакса и Адама Беерфейера.
Габриэль, покусывая кончик гусиного пера, напряжённо, до рези в глазах всматривался в девственно чистый горизонт Балтийского моря. «Значит, что-то не сложилось, что-то пошло не так», – назойливым дятлом долбила мысль воспалённый мозг. В последнее время Мигрень и Бессонница закадычными подругами шли рядом с ним рука об руку и с изощрённым искусством палача терзали голову Габриэля денно и нощно. Надо послать к провизору за пилюлями и хоть ненадолго вздремнуть, иначе, как любят говорить русские; весь день пойдёт коту под хвост. Собственно говоря, почему коту, а не собаке, и почему именно под хвост? Ох уж эти непонятные русские с их непонятными пословицами. Глаза нестерпимо болели, словно в них кто-то со злостью швырнул горсть песка. Всё, баста, закрываю окна от всего мира – и спать, спать, спать. Слуга принёс от провизора пилюли и склянку с успокоительной болтушкой. Поморщившись от отвращения, Габриэль выпил микстуру. «Из чего он намешивает такую гадость, – мелькнула тупая мысль, – или перестарался с опиумом»? (в 17–18 веках от многих болезней медики прописывали наркотики – даже детям.) Закрывая жалюзи, Габриэль без всякой надежды бросил взгляд на море. В утренней дымке зарождающего дня возникли размытые силуэты двух фрегатов. «Откуда фрегаты? Мираж. Блажь. От бессонницы или от микстуры схожу с ума», – решил Лемке. Но два красавца фрегата, подсвеченные солнцем, с поднятыми парусами, наполненными утренним бризом, белыми лебедями выкатывались из-за горизонта.
Выпитое снадобье, в полном смысле этого слова, выбило землю из-под ног. Пол качнулся. Стена вместе с открытым окном поплыла за фрегатами. Голова стала пустой и чистой. Мигрень и Бессонница, насытившись его болью, ухмыльнувшись кровавыми губами, наконец-то покинули его истерзанную голову. Боль ушла, исчезнув в невесомости сознания. «Благодарю тебя, Святая Мадонна», – последние слова сухими листьями сорвались с потрескавшихся губ. Маленьким здоровым мальчиком пришёл Сон и, голосом мамы спев колыбельную песню, присел у изголовья постели, оберегая его покой.
Проснулся Габриэль внезапно, как от толчка. Комната накренившейся каретой, опрокинутой в обочину, медленно вставала на место. Потолок старинной сарабандой кружился перед глазами в ритме вальса.
– Эко я вчера накушался? Или не вчера? – Спутанное сознание, потерявшись во времени и пространстве, медленно возвращалось из небытия.