Я заинтересовался. Неужто я ещё, в придачу ко всему, и георгиевский кавалер? Ну, так и есть. Награждается Касьян Семён Евстигнеевич. Ну, ничего себе подача!
Я посмотрелся в найденное в вещах зеркальце. Лицо вроде бы моё, только усов раньше не было, а так, один в один. Глаза голубые, волосы русые, подбородок квадратный. Странные метаморфозы… Неужели в семнадцатом году существовал человек, мой двойник? Интересно.
И тут меня током прошибло. Касьян! Ведь это девичья фамилия моей матери! Неужели между этими совпадениями есть какая-либо связь?
Народ внизу продолжал обсуждать политические события сегодняшнего дня. Я краем уха прислушивался к спорщикам, а в уме продолжал строить догадки: случайно ли то, что со мной происходит, или нет? Надо заметить, что любая информация о том, где я нахожусь и что вокруг меня происходит, была для меня очень полезна. Поэтому, думая о Степане и своих друзьях по первой экспедиции в прошлое, я не переставал интересоваться происходящим вокруг меня.
Моими попутчиками оказались люди разных сословий: солдаты-дезертиры, крестьяне и прочий русский люд, который кидало с места на место вихрями революционных перемен.
Из разговоров я уже понял, что сидящий на нижних полках народ больше всего интересовался вопросом о земле и тем, кто будет управлять государством. Мне это было безразлично: из работ Владимира Ильича я знал, что государством научатся управлять даже кухарки. Меня же волновало совершенно иное. Как увильнуть от прелестей гражданской войны.
Судя по всему, я еду в Петроград с каким-то особым поручением. Возможно, что я являюсь участником какого-нибудь заговора. Конец семнадцатого и восемнадцатый год – это ведь как раз время офицерских мятежей и заговоров.
Нет, в Петрограде мне задерживаться не резон. Нужно пересаживаться на другой поезд и ехать до Хабаровска. В Петрограде в эти смутные времена очень просто попасть под расстрел.
Мой живот заурчал, подсказывая своему хозяину, что пора бы подкрепиться. Я не стал ему возражать и вынул из мешка сало и хлеб.
Расстелив чистую тряпицу, я отрезал от буханки краюшку хлеба, затем крупно отрубил сала и, приподнявшись повыше, стал не спеша довольствоваться тем, что послал мне Бог.
За принятием пищи я продолжал прислушиваться к разговору внизу.
– Война до победного конца… – возмущённо выкрикивал щупленький солдатик своим ехидным голоском. – А вот нехай сами бы и повоевали!
– Так большевики же фронт окрыли. И кому? Исконному нашему врагу, немцам, – воскликнул добротно одетый господин.
– Ежели они наши враги, то отчего же тогда все цари испокон веку на немецких прынцессах женились? – щупленький солдатик посмотрел вокруг себя с победным видом.
– Поэтому и женились, чтобы немчуру задобрить, – отозвался кто-то из солдат.
– Цари-то друг в друга не стреляют. Они этих удо- вольствиев приберегли для нас.
– Всё правильно. Паны дерутся, а у холопов чубы трещат.
На минуту в купе наступило затишье.
– Когда в Питер-то приедем?– прервал тишину чей- то вопрос.
– Скорее всего, завтра, – авторитетно ответил добротно одетый господин.
– А что, братки, не сгоношить ли нам чего-нибудь? Сегодня ведь как-никак последний день семнадцатого года. – предложил обладатель густого баса, крупный мужчина по виду мещанин.
Купе заметно оживилось, а я наконец-то определился со временем моего нового пребывания в прошлом. Итак, тридцать первое декабря 1917 года. Ну что ж, от этого эпохального дня мы и начнём вести отсчёт времени.
