– Перси, – поторопил Хирон, – читай остальное.
Язык тяжело ворочался во рту, как будто туда насыпали песка, но я прочитал вслух две последние строки:
– Единственный выбор дни его пресечет,
Олимп защемив…
– Защитив, – мягко поправила Аннабет. – «Защитить» – значит «спасти».
– Я знаю, что это значит, – проворчал я.
– Олимп защитив или в прах обратив.
В комнате повисло молчание. Наконец Коннор Стоулл произнес:
– «Обратить» – это вроде не плохо?
– Не просто обратить, а обратить в прах, – глухо сказала Селена. Я вздрогнул, потому что меньше всего ожидал, что заговорит она. – «Обратить в прах» – значит «разрушить».
– Уничтожить, – поддержала Аннабет. – Истребить, стереть с лица земли.
– Я понял, спасибо, – мое сердце налилось свинцовой тяжестью.
Все смотрели на меня с сочувствием, а может, даже с жалостью и долей страха.
Хирон закрыл глаза, как будто молился про себя. Поскольку он оставался в облике кентавра, его голова почти задевала висевшие под потолком светильники.
– Перси, теперь ты понимаешь, почему не следовало рассказывать тебе все пророчество. Ты и так тащил на себе слишком большой груз…
– Не зная, что в конце концов мне все равно придется умереть? – подхватил я. – Да, кажется, понимаю.
Хирон грустно на меня посмотрел. Он прожил три тысячи лет и видел смерти сотен героев. Возможно, ему это не нравилось, но он привык. Он почел за лучшее не пытаться меня переубедить.
– Перси, – сказала Аннабет, – ты же знаешь, пророчества всегда имеют двойной смысл. Возможно, тебе не придется умереть в буквальном смысле.
– Конечно, – покивал я. – «Единственный выбор дни его пресечет». Толкуй, как хочешь, верно?
– Может, мы сумеем этого не допустить, – с надеждой произнес Джейк Мейсон. – «Душу героя проклятый клинок пожнет». Возможно, мы сможем найти этот проклятый клинок и уничтожить. По-моему, речь идет о косе Кроноса, как думаете?
Об этом я не подумал, но какая разница, какой из клинков проклят: Анаклузмос или коса Кроноса? В любом случае я сомневался, что нам удастся предотвратить исполнение пророчества. Какой-то клинок пожнет мою душу, это предрешено, а я, как правило, старался не допускать, чтобы мою душу пожинали.
– Пожалуй, стоит дать Перси возможность обдумать эти строки, – предложил Хирон. – Ему нужно время…
– Нет, – я свернул листок и запихнул в карман, чувствуя, как во мне нарастает волна протеста и злобы, хотя я не понимал, на кого сержусь. – Мне не нужно время, если я умру – значит, так тому и быть. Что толку зря переживать, верно?
У Аннабет слегка тряслись руки, она не смотрела мне в глаза.
– Давайте двигаться дальше, – заявил я. – Есть и другие проблемы. Среди нас завелся шпион.
Майкл Ю нахмурился.
– Шпион?
Я рассказал о том, что случилось на борту «Царевны Андромеды», о том, что Кронос заранее знал о нашей вылазке, о брелоке в форме косы, с помощью которого он выходит на связь с кем-то, находящимся в лагере.
Селена снова заплакала, и Аннабет обняла ее за плечи.
– Ну, – тревожно заметил Коннор Стоулл, – мы годами подозревали о том, что это возможно, разве нет? Кто-то все время передавал Луке информацию, например пару лет назад о местонахождении золотого руна. Тот, кто это делает, должен был хорошо его знать.
Он глянул на Аннабет, возможно, неосознанно. Разумеется, она знала Луку лучше, чем кто бы то ни было, но Коннор быстро отвел взгляд.
– Э-э-э, я хочу сказать, это может быть кто угодно.
