ПЕРВАЯ студия. ВТОРОЙ мхат. Из практики театральных идей XX века - страница 15

Выпускники показывались (как везде было заведено) в целом ли спектакле, в отдельных ли актах из нескольких пьес. Так было и ранней весной 1911 года, распорядка приход Сулержицкого не изменил.

Появился он на курсах Адашева в 1909 году.

Незадолго до его прихода, в августе, поступил учиться Вахтангов.

Теперь поясним нашу оговорку – «если верить», касающуюся свидетельств первостудийцев.

Как Сулержицкий пришел сюда в первый раз, описывают две мемуаристки, обе – ученицы Курсов Адашева, обе – студийки Первой студии, обе – артистки МХАТ Второго. У Бирман см. в «Пути актрисы» со стр. 29. У Дейкун см. в сб. «Сулержицкий» со стр. 587.

Согласно Дейкун, первый урок Сулержицкого был наперед объявлен как праздник – «нашему восторгу и ликованию не было предела». Имени сопутствует легенда. Ждет весь третий курс. «К нам примкнул младший, второй курс, где учились Е. Б. Вахтангов, С. Г. Бирман, Н. В. Петров и другие…Они были в таком же волнении, как и мы. К тому же А. И. Адашев по их просьбе разрешил им бывать на уроках Леопольда Антоновича».

В пять часов ждут у двери, ждут, а прошел в дверь – не узнали («Это, очевидно, электромонтер»). «Как? так вот он какой – этот бунтарь, друг знаменитых писателей, любимец всех актеров Художественного театра, режиссер, друг Станиславского, проводящий в жизнь его искания в области сценического творчества!

Мы были явно разочарованы».

Однако человек, похожий на монтера, в тот же день очарует.

В одиннадцать вечера, по воспоминаниям Дейкун, заглянет Адашев: «Зашла беседа ваша за ночь!» Оставит их, велевши ключи от школьных помещений положить, уходя, там-то.

Ушли после часу ночи.

Память Серафимы Бирман первое занятие с Сулержицким мизансценирует иначе и в иной атмосфере. Никаких ожиданий. «В один прекрасный день в школе появился какой-то незнакомец – человек маленького роста в синей фуфайке. Рекомендуют – новый преподаватель. Как так? Он ведь с бородой и с усами? Значит, он не актер?… Интересуемся, как его фамилия.

Говорят, Сулержицкий».

Это не действует, слава впереди имени не бежит.

Действует, что он из МХТ – от Станиславского.

«Но и после того как мы получили все эти как будто вполне точные сведения, человек в синей фуфайке долго для нас оставался загадкой.

Занимался он только с очень немногими, и при том еще как-то сепаратно. Самый доступ на его занятия был труден. Все же иногда мы к нему „прорывались“».

Вероятно, Бирман ближе к реальности. У Дейкун зато такое славное описание жилья Сулера на Петербургском шоссе, рядом с кондитерской фабрикой Сиу. Можно пойти по адресу – фабрика цела, называется сейчас, когда я пишу (в 2010-м), «Большевик» (звучит в 2010-м почти так же отдаленно, как «Сиу»). Сулержицкие въехали сюда в 1909-м. Дейкун пишет: надо было с улицы спуститься с довольно крутой горки (зимой дети там катались на салазках), чтобы попасть к деревянному двухэтажному дому. Дома нынче нет, но такие еще помнятся: на четыре, а то на восемь квартир, обшиты доской, с террасой, пристроенной над входом. «Крутая лестница вела на второй этаж. Квартира состояла из нескольких комнат, отапливалась, конечно, дровами». Светло, чисто, крашеный пол блестит.

Станиславский по приезде из Ганге договаривался начать пробы в школе МХТ с «класса водевиля». Сулер на курсах Адашева также занимается водевилями. И вовсе не шедеврами жанра.

Одноактный водевиль «Сосед и соседка» в афише (когда он попадал на афишу) называли в лучшем случае с именем переводчика (П. П. Баташев). Уточнять его авторов (Бренсвик и Боплан) и французское заглавие («Bonsoir, voisin!») – излишество. Пьеска из русского репертуара не выпадала с середины XIX века, а напечатана не была (впервые – в 1923 году). Жила, переписываемая от руки. Текст во всех отношениях минимален (то есть и короток, и литературные достоинства по минимуму), ни один актер-гений своего оттиска на нем не оставил. Два-три забавных положения с быстрыми переходами из одного в другое и далее. От исполнителя требуется немного, в первых занятиях «по системе» важнейшее.