Когда родители одевали дочь, она молчала, перед тем, как ей накинули на голову мешок, она улыбнулась отцу и матери и безмолвно позволила ослепить себя на время. «Может, она действительно абсолютно слабоумна», – попытался извинить себя Григориадис. Когда дочь, словно личинку кормового тритона, ефрейтор-охранитель закинул в электромобиль, Стефания, рыдая, бросилась в апартаменты. Пан-управитель, бледный, как донный вазоратум, с надвинутым на глаза капюшоном, молча сидел в грузовом коробе рядом с больным дитем. Это единственное, что он мог сделать для Лизы.
Когда грузовичок остановился на границе с Северной частью Первограда, на огромном мусорном пустыре, где не было ни души, охранитель уже бережно, без показной жестокости, взял на руки дочь Руднак, опустил на дорожку, петляющую вдоль мусорных куч, и снял темный мешок с головы. Девочка посмотрела в глаза отцу: ее взгляд не отражал иступленного безумия, он не был затуманен поволокой скудоумия. Она развернулась и, не пытаясь что-либо сказать, не оглядываясь, безмолвно побрела, растворяясь в ломе карбона, металла, пластика и керамики. Стражник достал флягу с дурняковкой и, нарушая все писаные и неписаные кодексы, протянул ее Великому господину, пану-управителю Центро-Южного участка Восточного сектора Григориадису Ру…
Одиннадцатый эпизод. Неожиданное Тсарство
Ныр с трудом приподнял тяжелые веки. «Я жив, я жив, я жив!» – ликующе шептало что-то у него внутри, пока все его чувства отходили от забытья, пробуя окружающий мир на цвет, на запах, на вкус… Не съеден, не освежеван, беглец неловко повернулся на жестком ложе, которое было установлено нарочито в центре прямоугольной залы.
Голодранец находился в помещении, освещаемом ультрафиолетовыми лампами, где стояли выгородки, разделяющие пространство на множество комнат с прозрачной фронтальной стеной и дверью. Внутри комнатушек находились гибриды огромного кресла и ванны, в которых полусидели-полулежали огромные существа. Они представляли собой взрыв плоти, растекающейся по всему креслу-ванне, с трудом удерживаемый от дальнейшего расползания зеленоватой кожей. Приглядевшись, можно было заметить, что это были живые существа, возможно люди! Их взгляд скользил по поверхностям ограниченного мирка, не фокусируясь на чем-либо. Это были главные продукты в меню углобоков – мясно-растения. Существа, лишенные души, отказавшиеся от разума из-за личной слабости или по мановению Всеблагого. Мясоросты, как их называли сами жители Дна, могли жить весьма продолжительное время. Углобоки старательно поработали над этими созданиями. Им трансформировали кожу в хлорофиллосодержащие пласты с помощью генетических манипуляций. Наделили способностью поглощать огромное количество питательных веществ – как минералов, так и простейшей органики, позволяя человеку-окороку пожирать всем телом все, что бы ни выливали в его кресло. Уже через несколько дней после переделки такое существо погружалось в глубокий сон, поддерживаемый интропульсацией встроенного морфеогенератора, что делало их квазижизнь приятным сновидением, а прирост веса нескончаемым. Углобоки не были так жестоки, как о них шла молва в верхних секторах. Более того, кандидатами в люди-окороки становились далеко не все пленники Дна. Мясоростов не убивали, а отрезали разрастающиеся части, снимая за раз с одного бывшего человека около семи килограммов плоти. Ничего не чувствуя и не понимая, мясно-растения безмятежно улыбались всю оставшуюся жизнь.
