Ах эти бедные женщины… Как я был не прав, обвиняя их в молодости в непостоянстве и алчности. Жену среди них, жену полностью соответствующую представлениям мужчины о хранительнице очага, найти просто невозможно. И с этим нужно смириться как можно скорее, чтобы не отравить свою жизнь ревностью и ненавистью.
Женщина слишком слаба, чтобы долго принуждать себя первый девический нахлест страстей превращать в главную радость семейной жизни. Женщина слишком слаба, чтобы долго выносить прилив своей страсти. Она быстро фантазирует, но и быстро расстается со своими фантазиями о мужчине. Она устает от своей неуемной жажды сладостей жизни.
Тут никуда не денешься, мужик должен стать сексуальным вечным двигателем, чтобы долго поддерживать в женщине высокий уровень адреналина в крови. Он обязан научиться лживым сюсюканиям. Эта мерзость не может быть искренней. Только своими сюсюканиями несчастный может заполнить пустоту сердца женщины, признающей в жизни лишь ее праздничную часть. Остальную часть жизни женщина преодолевает в муках скуки, через силу. А что у мужа твоего на сердце непреходящая тоска одиночества, – это женщине до лампочки… И не дай бог проговориться мужику о своем одиночестве… Сразу же назовут неблагодарным эгоистом и понеслась…
Господи, я еще легко отделался от этих тряпичных созданий, эфемерных в умственном отношении.
Школу Александр заканчивал, имея первый юношеский разряд по боксу. На поединки сына Крестелевский ездил с удовольствием. Никакие дела не могли заставить его отложить поездку на матч. Это был отличный повод дать волю чувствам. Он орал во всю глотку, стимулируя сына на победу, размахивал руками, свистел в два пальца… Пока устроители юниорских боев не стали среди зрителей узнавать отца Александра Беловежского, его дважды пытались вывести из зала за буйство. А когда стали узнавать, превратились в лучших друзей.
После боя, независимо от исхода, Крестелевский в раздевалке тискал сына в объятьях. Он раздавал доллары тренеру, массажисту и прочей прислуге… Он так радовался спортивным успехам своего наследника, что быстро забывал о случавшемся, иногда, у него подозрении. Скверное это было подозрение. Казалось ему уже тогда: под спортивной яростью сына, любимого кулачного бойца, скрывается глубоко затаившаяся слепая жестокость.
Почувствовав во время поединка физическую слабость своего противника, Саша преображался. Он начинал как-то странно, как-то хищно ухмыляться. Саша впадал в агрессивный транс. У него брезгливо раздувались ноздри. Взгляд блуждал где-то за спиной противника. Александр, словно бы, не спортивной победы добивался над слабеющим боксером, он уничтожал его, физически уничтожал под корень. Иногда рефери вдвоем едва оттаскивали Сашу от избиваемого противника…
Когда Александр сходил с ринга после такого боя, взгляд его был далеким, далеким, мглистым, мглистым. С нежностями даже отцу было опасно приближаться к нему. На это же обратил внимание и Вабля, иногда сопровождавший Крестелевского на матч.
– Обычно излишняя агрессивность дезорганизует бойца. – Говаривал осторжничавший Марат.
– Хочешь сказать нерационально сжигает энергию и быстро выдыхается. – Со знанием дела уточнил Крестелевский.
– Да, так оно и есть, выдыхается. – Согласился Вабля. -Но Александр, наоборот, словно бы преодолевал в себе некие путы. Феноменальный парень. В боевой злобе у Сашки появлялось второе дыхание. Он превращался в отлично отлаженную машину. Пожалуй, в эти минуты он вполне способен даже на убийство соперника. Надо бы поговорить с парнем на эту тему.
