"Мы встречались в огне,
прощались в молчании.
И каждый раз – ты звал меня иначе,
но я была одной и той же."
На её плечах лежал тёмный, почти серебристый плащ, сотканный из нитей, которые никто больше не умел прясть. Нити прошлого, снов, ошибок, которые нельзя исправить, и поступков, за которые платишь целыми жизнями.
– Я ждала, – сказала Аэлина, – в каждом цикле, в каждом отголоске. И каждый раз ты выбирал мир вместо меня.
– Я… – Элиан сглотнул. – Я не знал.
– Ты знал, – мягко прервала она. – Просто не хотел помнить. Потому что если ты вспомнишь – ты не сможешь идти дальше, как прежде.
– А ты?.. Почему ты снова здесь?
– Потому что однажды… ты пообещал, что найдёшь меня. Даже если придётся пройти сквозь сломанные эпохи. Даже если станешь другим. Даже если забудешь себя.
Она смотрела на него не с упрёком, а с болью того, кто потерял всё, но всё равно вернулся.
– И ты нашёл, Элиан. В этот раз – ты нашёл.
Мгновение.
Словно сама ткань мира дрогнула.
Они стояли напротив, и ветер утих.
Бесконечность затаила дыхание.
Они любили друг друга – когда мир был ещё юн, а звёзды только учились светить.
Их любовь не была бурей.
Она была сдержанным пожаром, который медленно поглощал всё: страх, сомнение, гордость.
С ней Элиан становился собой, без неё – кем-то, кто каждый день вырезал её имя из собственной памяти, как из мрамора.
В том цикле… он выбрал спасение. Но не её.
Выбор был между ней – одной женщиной, в которой хранилась его душа —
и миллионами, чьи жизни зависели от его меча, от его слова, от его решения.
Он спас цивилизацию.
И потерял то, ради чего стоило жить.
– Я стояла тогда на краю, – сказала Аэлина, – смотрела, как рушится небо… не от огня, не от магии…
а от того, что ты не пришёл.
Он закрыл глаза.
Но это не остановило боль —
та жила в нём дольше, чем дыхание.
– Я не мог иначе…
– Ты мог, – прошептала она. – Просто выбрал – быть героем. А не мужчиной.
Молчание.
Слово, ставшее клинком.
И он позволил ему пронзить себя.
Элиан снова посмотрел на неё.
И в этот миг – всё вокруг померкло.
Листья перестали шевелиться.
Свет солнца будто исчез в складках времени.
Он видел только её.
И понял:
это не возвращение. Это шанс. Последний.
"Я не хочу быть героем," – прошептал он, – "если цена – ты."
Аэлина прикрыла глаза, и в её лице отразилось всё: гордость, страх, недоверие… и – надежда.
Та, которая дрожит, как свеча на границе бури.
– Тогда докажи. Не мне. Себе.
– Как?
– Вспомни. Всё. До конца.
Ночью Элиан не спал.
Аэлина уснула рядом у костра, свернувшись, как лиса из древних легенд, что охраняла границы между мирами.
Её дыхание было ровным. Её пальцы всё ещё хранили след чужой боли – как будто она несла чужие судьбы в себе, как ожоги.
А он – сидел, глядя в огонь.
И внутри него что-то звенело. Не тревога. Не страх.
Воспоминание.
Тихое. Но неумолимое, как песчинка в сердце, превращающаяся в гору.
В глазах плясал свет пламени – и внезапно костёр стал порталом.
Он провалился в него.
Сон.
(Но разве не сон ли и сама жизнь, которую мы называем «настоящей»?)
Он стоит на высокой башне, под ним – поле мёртвых.
Тела. Пепел. Обломки знамен.
И Аэлина там – вся в белом, но это белое покрыто пятнами крови, словно сама ткань судьбы пыталась удержать её.
– Ты мог прийти, – говорит она. – Но ты выбрал медлить.
– Я не знал…
– Нет. Ты знал. Просто надеялся, что я сама выберусь.
Она делает шаг назад.
И небо трескается.
Элиан тянется к ней.
– Подожди! Я… Я не хотел, чтобы всё закончилось так!
