Песнь Ахилла - страница 14

– Это я позволил Патроклу не ходить на тренировки.

Мое имя в его устах прозвучало странно, я и сам едва его узнал. Старый царь сдвинул брови:

– Кому?

– Менетиду, – ответил Ахилл.

Сыну Менетия.

– А-а. – Взгляд Пелея скользнул по ковру, уперся в меня – я стоял, стараясь не переминаться с ноги на ногу. – Ах да, мальчишка, которого хочет высечь преподаватель боевых искусств.

– Да. Но он ни в чем не виноват. Я забыл сказать, что хочу его себе в спутники.

Θεράπων – вот какое слово он выбрал. Соратник царского сына, связанный с ним кровной клятвой и любовью. В войну спутники становились ему почетной стражей, в мирное время были ему ближайшими советниками. Занять это место считалось наивысшей честью, и потому-то мальчишки толпились вокруг Пелеева сына, похваляясь своими талантами. Каждому хотелось стать избранным.

Пелей сощурился:

– Подойди, Патрокл.

Я прошел по мягкому ковру. Опустился на колени, чуть спрятавшись за спиной Ахилла. Ощутил на себе взгляд царя.

– Я столько лет предлагал тебе разных спутников, Ахилл, но ты всех отвергал. С чего вдруг этот мальчишка?

Об этом его мог бы спросить и я. Мне нечего было предложить царскому сыну. Так почему же он тогда снизошел до меня?

И я, и Пелей – мы оба ждали его ответа.

– С ним интересно.

Нахмурившись, я вскинул голову. Если это и правда, так думает он один.

– Интересно, – повторил Пелей.

– Да.

Я ждал, что он скажет что-то еще, но Ахилл молчал.

Пелей задумчиво потер нос.

– Мальчишка – изгнанник и запятнал себя убийством. Он не добавит блеска твоей славе.

– Мне этого и не нужно, – ответил Ахилл.

Не гордо, не хвастливо. Честно.

С этим Пелей не стал спорить.

– Другие позавидуют, что ты избрал себе такого спутника. Что ты им скажешь?

– Ничего. – Ахилл отвечал не колеблясь, ясно и твердо. – Не им решать, что мне делать.

Пульс рвал мне вены, я боялся Пелеева гнева. Но тот не разгневался. Отец с сыном поглядели друг другу в глаза, и в уголке рта у Пелея затеплилась легкая усмешка.

– Встаньте, вы оба.

Я встал, пошатываясь.

– Вот ваше наказание. Ты, Ахилл, попросишь у Амфидама прощения, и ты, Патрокл, тоже.

– Да, отец.

– Это всё.

И он повернулся к своему советнику, отпуская нас.

Когда мы вышли за двери, к Ахиллу вернулась прежняя сдержанность.

– Увидимся за ужином, – сказал он и развернулся, чтобы уйти.

Еще час назад я был бы только рад от него избавиться, но теперь отчего-то это меня задело.

– Куда ты?

Он остановился:

– Тренироваться.

– Один?

– Да. Никто не должен видеть, как я сражаюсь.

Он отвечал быстро, будто говорил это уже не раз.

– Почему?

Он долго глядел на меня, будто что-то прикидывал.

– Мать запретила. Из-за пророчества.

– Какого пророчества?

Ни о чем таком я не слышал.

– Что в моем поколении не будет воина лучше меня.

Ребенок мог бы сказать такое, предаваясь грезам. Но он отвечал так просто, будто я спросил его имя.

Я хотел спросить: «А ты и впрямь лучший?» Но вместо этого, запинаясь, пробормотал:

– И когда было дано это пророчество?

– Когда я родился. Прямо накануне. Матери сказала Илифия.

Илифия, богиня рожениц, по слухам, лично являлась женщинам, которым предстояло произвести на свет полубогов. Детей, чье рождение никак нельзя было оставить на волю случая. А я и забыл. Его мать – богиня.

– И многие об этом знают? – Я спрашивал осторожно, боясь показаться назойливым.

– Кто-то знает, кто-то нет. Но поэтому я иду один.

Но он не уходил. Он смотрел на меня. Как будто ждал чего-то.