Песнь ангела - страница 14

Но он не один находился тем утром на дороге Ури. Когда я очнулся и лежал с закрытыми глазами, раздались голоса.

– Нет, отойди. Я бы не трогал его больше.

Первый голос был высоким и сдавленным, как будто звучал сквозь сжатые губы, зато второй голос был низким и теплым:

– Не беспокойся. Он хорошо отмылся.

– Такой тощий, – произнес первый голос. – Одни кости. У него, должно быть, какая-то болезнь. Слышишь, как он кашляет?

– Он половину реки выпил. А кожа да кости – дело здесь обычное. Что в горах есть? Только траву да грязь.

Острые камни врезались в мою голую спину. Хоть солнце и пригревало, но влажный берег реки был холодным, как лед. Я снова закашлялся, извергнув из себя воду, а потом еще изрядное ее количество, открыл глаза и увидел двух мужчин, склонившихся надо мной. Посмотрел на одного, потом на другого, и первая моя мысль была о том, что Господь никогда не создавал двух людей, столь непохожих друг на друга.

Один – красавец великан, с нимбом светлых волос и седой бородой, с неизменной улыбкой на лице. Другой – ростом поменьше, бледный. Он все время кусал губы. Ломал в отчаянии грязные руки. Оба были одеты в длинные черные туники, подпоясанные кожаными ремнями. Туника великана была мокрой, потому что именно он спас меня, вытащив из реки, а потом колотил и тряс, пока я не пришел в себя.

– Се Моисей, по Нилу плывущий[4], – сказал великан, и улыбка его была теплой, как солнце. Он протянул мне громадную руку: – Приди к нам и будь царем нашим.

Я отпрянул от протянутой руки, страшась любого прикосновения, кроме материнского. А человек, который был меньше ростом, резко ударил великана по руке, отбросив ее в сторону.

– Я же сказал: не следует его трогать, – пробормотал он.

– Он просто маленький мальчик, – сказал великан.

После чего склонился надо мной и сжал ладонями мои ребра, надавив большими пальцами мне на сердце. Его руки были теплыми и мягкими, и все-таки каждая мышца в моем теле напряглась. Он поднял меня на вытянутых руках, рассматривая, как козопас мог бы рассматривать козленка. Я был совершенно голый и чисто вымытый рекой.

– Как тебя зовут?

Я не ответил. На самом деле я и не мог ответить: деревенские обычно называли меня «этот мальчишка Фробен» или «дурочкин ребенок». Я оставался недвижим, надеясь, что он опустит меня на землю и я смогу убежать и найти свою мать.

Он пожал плечами:

– Ну что ж, Мозес – вполне подходящее имя для мальчика, плывущего по реке. Меня зовут Николай. А вот этого волка зовут Ремус. Монахи мы[5].

Я перевел взгляд с одного на другого, пытаясь понять значение этого слова. Монахи? Я не видел ничего, что могло бы объединять этих двоих, кроме длинных туник.

– Хорошо, – сказал Ремус раздраженно, сморщив лицо, как от неприятного запаха. – Он живой. Пусть идет своей дорогой.

– Нет! – закричал великан. – Неужели ты столь бессердечен?

Он резко прижал меня к своей груди. От его промокшей шерстяной туники у меня зачесалось все тело, от головы до пят, а в моем ухе гулко билось его сердце.

– Ты выполнил свой долг – спас ему жизнь, – сказал Ремус.

Николай содрогнулся от возмущения:

– Ремус, но ведь кто-то бросил его в эту реку!

– Ты этого не знаешь. Может быть, он сам упал.

– Ты упал в воду? – спросил меня великан.

Я ничего не ответил – сказать по правде, я не услышал вопроса, поскольку был зачарован биением его сердца, которое стучало сильнее и медленнее, чем сердце моей матери. Как сердце быка.