— Господин, не надо, — жарко зашептал слуга. — Не ввязывайтесь в чужие разборки, умоляю. Мудрец спас нас, не гневите великого упрямством.
— Ты слышал вообще?! Они убьют ее! — заорал я от безысходности.
Али прав. Маракеш — не моя страна. Здесь другие законы и не мне их менять.
— Даст Мудрец, бедняжка умрет быстро. Прошу, господин, пойдемте. Ваши силы на исходе, а лекарство еще не подействовало. Вы бы все равно не справились с ними.
И снова я слышал правду. Только внутри от нее становилось очень горько и боль, совсем другая, отчего-то разрывала на части душу.
Последний раз такое сборище, как на улицах Маракеша, я видел в столице родной Шангрии, когда его величество приехал с визитом сразу после войны с Фринбульдией [1]. Король Абель объявил народу одной из стран своего Объединенного королевства [2], что отныне лэрды кланов [3] и многочисленные жители городов становятся частью большой системы. Как будто у кого-то из нас был выбор: мирный договор наши страны подписали перед войной, якобы для усиления границ, но позже род Трастамара распространил свое влияние по всему полуострову.
А кто против — тот предатель.
Это для моего старшего брата Абель казался спасением, мне же пришлось столкнуться с последствиями всех изменений лично. Возможно, прими я тогда точку зрения Терлака и сторону короля, сейчас бы не проталкивался через любопытную массу к своему коню.
— Ай, ишаки, — цыкнул Али, очень точно передав мои мысли на сей счет. Только слово я подобрал другое. — Пришли смотреть на казнь. Звери.
— Толпа глупа, — бросил я тихо.
Чувство вины давило на плечи похлеще старых обид и тяжелых воспоминаний. Мимо меня пробежали несколько мальчишек, в руках которых я заметил камни. Клянусь богами, никогда не видел подобной жестокости. В королевстве преступников просто вешали, но для этого требовалось неоднократное нарушение закона. Чаще высылали в колонии, где жизнь тоже не сахар, — но терпимая.
Здесь же… Забить женщину камнями?
Ладонь замерла на шее черногривого скакуна. Тот в ответ всхрапнул, ударил копытом по земле и недовольно покосился в сторону людей. Удивительно, как быстро распространились новости: мы вышли всего полчаса назад, поскольку хозяин советовал выждать время, а весь рынок уже стягивался к главной площади.
— Господин, вы все правильно сделали. Законы Маракеша суровы, местные не любят чужаков, и вас могли побить вместе с девушкой, — продолжал Али. Кого он пытался убедить: меня или себя?
— Сколько ей лет? — прервал я.
Слуга сбился с повторных бормотаний про Мудреца, судьбу и прочее. Глаза стали больше, рот открылся. Ловкие пальцы дернули сброшенный капюшон бурнуса, будто на его глубине прятался удачный ответ на мой вопрос.
— Ну-у-у… Восемнадцать, наверное? — неуверенно пробормотал Али.
Толком разглядеть Ясмин не получилось, ее ведь увели слишком быстро. Но для возраста местных жен она показалась мне достаточно зрелой, ближе к аристократкам на родине.
— Чуть младше моей невестки Амалии, — сильно дернув один из ремешков, я сжал зубы. — Младше двух кузенов и на семь лет старше кузины.
— Господин…
— Знаешь, я ненавижу это место, — Али дернулся и отскочил на шаг, когда я резко повернулся. — Пустыня убивает меня. Несколько месяцев бесплодных поисков затерянного города и камня, а такое чувство, что я никогда отсюда не выберусь!
— Мудрец не зря готовит нам испытания, господин. Каждому отмерено столько, сколько человек выдержать.
