Улисс бежит за тридевять земель.
Не овдовеешь к завтрашней зиме ль?
А налицо – лишь моря треволненья.
Америки мелькнула полоса?
Нет у ватаги собственного мненья.
Все удаляются… Почти не слышно пенья…
Им вечность наполняет паруса?
Не чу, где потеряю, где найду.
Кругом дудят в подсобную дуду
Сто сотен лет, по мне – да хоть бы тысяч!
Всех высечь поименно и в бреду
Нельзя никак. Лишь ласково: и ты, сечь?
А кто он есть, позорный индивид?
Зачем нутро заносчиво болит,
Или он общей пайке не обучен?
Какой особой целью даровит?
Отлынивает дядя от уключин?
Пожалуйста, и я мозолил перст.
Там ус посасывал, здесь гладить стану пейс.
Уносит всех – я тем же метром смерен.
Дурачит шторм – кромешный полтергейст!
Не буду же артачиться, не мерин.
Родившись, человек не помнит, что спросил,
Но силится. О, мне б хоть пару сил —
Не лошадиных – личных, человечьих,
Где все поднаторели на увечьях,
Но вдаль плывут и пьют свой пертусин.
Как всмотришься, и я там парусил —
В далеких, окликаемых, овечьих.
