Читать онлайн Дмитрий Шелест - Песни Срединного За-Полярья



Перевод с ирапуланского Дмитрия Шелеста.

Irupulanza
2497 год

Историческое исследование в виде комментариев к поэтическим текстам Инойка Загора «Северный путь к благодати», охватывающее период с конца XXI века до середины XXIII века, давая авторские разъяснения касательно появления Цивилизации 2.0 в конце XXIII века. Хронология описываемых событий в целом совпадает с началом Всепланетной генетической трансформации и Великой смуты.


Впервые публикуются в полном объёме строфы поэтического философского трактата странным образом исчезнувшего в конце XXII столетия Инойка Загора с обширными комментариями известного психосуппортера Ижоны Малодёр, которая вместе с тем является выдающимся исследователем Поздневековья XX–XXII веков и вдумчивым доксографом текстов упомянутого периода.

В книге приводится значительное количество выдержек из работ руинных историков, современников Инойка и исследователей Цивилизации 2.0. Ряснов, И-Гхоа – эти наиболее известные имена свидетелей тех жутких времён впервые использованы для анализа выдержки из рукописей великих Сестёр – Лени́н и Удойга, а также специалистов по Великой смуте и Реколонизации – Анопх, Инозибофф, Летунчак и др.

В скобках указываются ссылки на научные труды авторов, исследовавших ту или иную проблему, и год публикации работы по указанной тематике в Объединённых сетях.

Зонтах Радул, Канцлер Ирупуланской академии

Часть первая

I

Назвать се странным – было бы смешно,
Назвать нелепым – было бы обидно.
Так и живём и я, и бытие,
Один в другом, и все не очевидны.
Там жизнь, которой оправданья нет,
Мелькает за оконцами вагона.
Се странным назови – пойдёт во вред,
Как диким живностям идёт черта загона.

Первые строки текста с рабочим названием «Северный путь к благодати» были написаны Инойком Загором, когда автор в возрасте 29 лет, покинув свою Родину, некоторое время перебивался сезонными работами на фермах Срединного За-Полярья.[1] В это время он вынужденно оставил свой программный труд «Герменевтика экзистенциальной будущности» в силу полного отрицания направления его исследований научным сообществом и обратился к более динамичному жанру – поэзии. Неудивительно, что коннотации, связанные с богатой культурой Среднеполярья, прослеживаются во многих строфах Загора этого периода.

Соответственно, фраза «черта загона» происходит от быта заполярских пастухов, которые огораживали пастбищные наделы временными струнными конструкциями с подведённым к ним высоким напряжением. Животные окультуренные и животные дикие разделялись практически невидимыми нитями, которые были в глазах Инойка метафизической преградой для понимания сущего, возведённой Богом. С одной стороны, это была природа во всём своём божественном существовании, с другой – жизнь человечества, которое сознательно отделяло себя от природного бытия и не находилось в согласии с высшим промыслом. В этот период все шаги Загора были направлены в сторону другомыслия как концепта, дающего возможность созидания за пределами человеческой ментальности (Бурбоног, 2153). Исходя из воззрений учёного, только разрыв на нейрофизиологическом уровне моделей осознания, свойственных виду Homo sapiens, даёт возможность вырваться их научного тупика, в котором оказалось естествознание в конце XXI века.

Его друг и биограф Игр Ряснов писал об этом следующим образом: «Инойк, до того как стать адептом Пути, около года работал пастухом заполярских яков,[2] уподобляясь индуистскому богу Кришне. Как не удивительно, но казалось, что он наслаждается длительными перегонами табунов по бескрайней тундре, ночёвками под открытым небом и в целом жизнью, не отягощённой академическими спорами и непониманием со стороны псевдоучёных, научные работы которых более свидетельствуют о крепком седалище, нежели чем о творческом и нестандартном мышлении. Такая работа оставляла свободным ум, и неудивительно, что начало жизни в Северных пределов совпало с одним их продуктивных периодов творчества учёного, отправившегося в добровольное изгнание»[3].

II

Когда же малое дитя влеклось гулять
По сумрачным лесам чужих востоков[4],
Безжалостное время текло вспять,
И поступь смерти виделась далёко.
Безудержна душа – она одна,
Несома диким миром, для храбрости зовёт
Остатки недобра, осколки сна
И вечности глаза, запущенной в полёт.

Несмотря на то, что Инойк Загор всю свою жизнь предпочитал жанр научной публицистики и метасознательных трактатов, трансгуманитологическая рефлексия, в его поэтических текстах высвечивает следок личной жизни автора. Напряжённость осмысления бытия сочеталась с лиричностью детских воспоминаний и юношеских мечтаний. Уже позднее в работах Загора стала индуктивно прослеживаться идея страдания от несвершённости, которая подчёркивалась каждым наблюдением из личной жизни таинственного мыслителя. В этом аспекте интересно проследить «безудержность души» самого автора с его пристрастием к оккультным техникам на ранних этапах жизни. Совершенно негативно отзываясь о различного рода идеологиях потустороннего, Инойк тем не менее кропотливо работал над источниками, в которых хоть косвенно упоминались практики скольжения между пространствами. То, что называлось странствия души, рассматривалось в египетской «Книге мёртвых», в тибетском буддизме как переход в Бордо, в кабалистике в виде странствия в поисках Бога и других практиках, очевидно, хорошо знакомых Загору. Вероятно, всё это и положило начало его размышлениям о возможности транспространственных коридоров, как объектов реального мира, постижимых не только умозрительно, но и эмпирически.

Уже в это время Инойк осознал возможность сочетания волеизъявления нашего сознания, энергетических потоков и тоннелей «дикого мира», подразумевая возможность управления силовыми полями Универсума с помощью ментальных порывов. В свою очередь, уместно сделать вывод, что Загор исследовав религиозные и оккультные тексты от древневековых царств до поздневековых территориальных структур, искал в мифологии эзотерические включения, способные лечь в основу транспространственной парадигмы (Ланойонг, 2371). Отталкиваясь от бессмысленных в практическом отношении конгломератов эзотерических знаний, Инойк пытался отыскать закономерности во всех доступных ему источниках для того, чтобы очертить единое смысловое поле. Его переезд в Срединное За-Полярье ознаменовал собой завершение поиска эзотерических компонентов в мифологических источниках. После этого учёный приступил к строительству мифологии иного порядка.

III

Мир одинок – он есть один в себе,
Как человек, рождённый поневоле —
Заложник случая, в противовес судьбе
Избранник вечности и баловень от горя.
Когда б взлететь, возвыситься, парить
Смог сущности ничтожнейший комочек,
То мир раскрылся бы затем, чтобы ловить
Общенья жаждущих несчастных одиночек.

Культура Срединного За-Полярья переплетена сложнейшей ритуализацией, связывающей мир живых и мир духов. Считалось, что именно духи-союзники вытягивают новорождённого из материнского лона. С учётом того, что душа заполярским народам виделась крайне инертной по отношению к физическому миру (Ологон Гуран), то вмешательство таких сил было необходимым для того, чтобы тело не родилось без души, а душа не заблудилась в мире духов (Сооинг Гуран). При этом любое существование духовного в телах, имеющих материальную субстанцию, считается промежуточным этапом. Окончательное успокоение душа обретает, когда вселяется в Тело Ангойяны, что можно понимать как Тело Вселенной. Но, говоря о Теле, представители заполярских народов подразумевали не растворение в безликом Универсуме, а существование в пределах некой сущности скорее энергетического, чем вещественного характера.

О постоянной амбивалентности человеческой натуры, где сталкиваются стремления духа и тела, существует множество легенд у племён Срединного За-Полярья. Даже сами территории Севера у местных жителей называются Северный путь к благодати (Норак Ину Хлайии), места, откуда душа двигается, чтобы воссоединиться со своим истинным, всекосмическим телом. Понимание основных тезисов веры жителей Северного предела даёт ключ и к пониманию их образа жизни. Например, Заполярские весенние северные игры, столь любимые этнографами и антропологами Поздневековья, напоминают о неуспокоенности души. Во время празднеств наиболее опытные охотники проводят обряд инициации молодых людней, как юношей, так и девушек.

Юных заполярцев с завязанными глазами подвешивают на множестве растянутых верёвок посредине узкого ущелья. Инициируемый, растянутый на множестве нитей, как будто бы парит посреди скал. С помощью сложной системы ветряных мельниц, каждая из таких нитей скручивается или распускается, перемещая инициируемого во всех трёх измерениях пространства. С учётом того, что воздушные потоки на различных высотах имеют разное направление, закреплённый человек перемещается совершенно непредсказуемо, что имитировало в глазах северного народа множественность причин, влияющих на людней. Благодаря естественным вибрациям, которые давали энергию для подобия механических реле – одни верёвочные структуры переключались на другие. Зафиксированные в подобной динамической системе юноши или девушки парили в оплетённом на несколько километров ущелье, словно бродили по лабиринту, называемому жизнь.

В таком положении подвешенный может находиться несколько суток, пока он не встретит посланника Ангойяны, который сообщит инициируемому об его предназначении. В редких случаях разнонаправленные ветры могут порвать испрашивающего в клочья. В подобных случаях заполярцы верят, что душа (энергетическое Тело Ангояны) заскочила в негодное тело и вскоре родится в новом обличье.

Инойк Загор не мог не знать этого. Все историки, исследователи данного периода, утверждают, что встреча с женщиной-шаманом, имя которой было Лада Оночка, состоялась в первый месяц приезда великого мыслителя в Срединное За-Полярье.

В своём дневнике[5] Инойк писал о ней: «Я только сошёл на берег. Летняя мошка, которая имеет свойство появляться нежданной тучей, вдруг также неожиданно исчезла. Казалось, слабый ветерок пронёс мимо меня женщину, которую я даже не успел рассмотреть. Запомнил только антрацитовые глаза и смешанный аромат заполярской ягоды и елового дыма с цветочным мёдом. «Главное, сразу определиться: чем ты займёшься в наших местах. Выбирай правильно», – сказала она невзначай. Меня окликнул представитель компании-работодателя, когда я повернулся, северное видение исчезло, а мошкара радостно продолжила свой ужин. Шагая к вездеходу, я отчего-то подумал, что вскоре увижу её».

IV

То тени бытия, то антиподы страсти
Накидывают флер на побледневший мир,
Мы званые бойцы неведомой напасти
На никогда не шедший сей потаённый пир.
Здесь быть не стоит, тут небытие,
Как отблеск Универсума иного,
Здесь тени смысла – приполярное ворьё,
Готовое нанесть раненье ножевое.

Очевидно, первое знакомство Загора с Ладой Оночкой в скором времени имело своё продолжение. Представитель регрессивной народностей (как считалось в то время), которых на языке южан называли «tchuk-tchii», оказалась необычной женщиной и мыслителем, входившим в череду великих человеческих имён типа Франциска Азисского, Альберта Швейцера и подобных им личностей. Естественно, что после знакомства с Ладой и жизнью Севера в целом, пренебрежительное отношение к народам Срединного За-Полярья Инойк Загор считал личным оскорблением.