Сардан отскочил на пару шагов, снова повертел бубен в руках, раздумывая, что еще с ним можно сделать. И вдруг стал выдирать из-под мембраны звенящие привески. Сначала вытащил две, потер их друг о друга, постучал, позвенел, посматривая на беснующуюся жижу, потом выковырял еще несколько штук и в конце концов отодрал едва ли не половину всех пластин и бубенчиков, изуродовав несчастный бубен и заслужив тем самым шаманское проклятие.
Пока он издевался над инструментом и пытался разодрать его на куски не слушающимися пальцами, чудовище обрушило несколько конечностей на дом, где пряталась Ашаяти. Девушка только перескочила в соседнюю комнату, когда в прежней разломился потолок и на камелек, лавки и инструменты для шитья посыпались битые доски, кора, навоз и смердящая черная каша из колодца. Ашаяти перецепилась через большой чан с прокисшим молоком для бидсэха, перевернула его, рухнула у печи и, падая, завалила на себя стол с недоеденной едой.
Чертыхаясь и отплевываясь, она выползла из-под завалов, выглянула в окно и увидела промелькнувшего мимо Сардана. Он остановился у кадки с водой и опустил внутрь бубен. Побултыхав его там несколько секунд, музыкант вытащил бубен из воды, ощупал, оглянулся на ковырявшее соседний сарай чудище и помочил мембрану еще немного. После этого, зажав бубен между коленей, стал спешно разгибать проволоку по краю обечайки, чтобы расслабить кожу мембраны и сделать звук не таким резким. Проволока порезала негнущиеся пальцы и без того искалеченной руки, и по бубну потекла грязная кровь. Сардан заскулил от боли, сломал пару ногтей, но всё же ослабил крепление.
Чудовище выпотрошило сарай и расшвыряло по округе крышу. Сардан отступил от кадки с водой, вдохнул побольше воздуха, зажмурился для смелости и поднял бубен над головой. Оставшиеся висеть под мембраной привески из меди слабенько звякнули – и чудище замерло! Липкие лапы зависли в воздухе …
Сардан аккуратно повел бубном из стороны в сторону. Зазвенели бубенчики, загудела, ловя ветер, смягченная водой мембрана – загудела тихо, неслышимо совсем. Но столб черной жижи, торчавший из колодца, услышал этот гул и заболтался, как холерик в истерическом припадке!
Конечности чудища задергались от негодования, как змеящиеся ветки взволнованного бурей дерева, оплевали всё кругом протухшими соплями и ринулись на музыканта. Тот, не ожидавший такого поворота, подскочил и бросился бежать, неумело перевалился через забор и, соскользнув с верхней жерди, плюхнулся носом в мокрую траву, вскочил и помчался по лужам во дворе какого-то дома, а дом этот тотчас разлетелся на куски от косого удара толстой лапы. Щепки и навоз едва не сбили музыканта с ног, а волна воздуха потянула его вбок. Сардан напоролся на какие-то кусты, запутался в них, потом споткнулся о сваленные у забора битые кувшины и полез было на оградку, но и та рассыпалась от тычка черной жижи. Музыкант опять врезался в лужу физиономией, вскочил, как заведенный, и побежал куда-то непонятно куда, дворами, в обход, а позади него брызгала грязью избитая земля, взрывались дома, хотоны, сараи, заборы и лабазы, груды кувшинов и летние юрты.
И пока музыкант удирал от чудовищных лап, позабытый всеми шаман выбрался из-под обломков сарая, – обмазанный навозом с ног до головы, – и заплясал с остервенением, распевая какие-то заклинания. Он крутился юлой, задирал до груди острые колени, пучил придурковато глаза и вертел маленьким бубном с уже разорванной неизвестно когда мембраной. Песня Устыыра похожа была на ритмическую фигуру из отрыжек и скулежа. Столб жижи отвлекся от трусливого музыканта и поворотил половину отростков к шаману. Сардан воспользовался передышкой, скрылся за уцелевшим углом истерзанного дома и достал из-за пояса нож.
