Песня Свон - страница 13

– А?

– Сделайте это немедленно.

Судья, местный житель, у которого в соседнем Бельвилле была скобяная лавка, наконец показал руками крест-накрест, что означало дисквалификацию Черного Франкенштейна.

Громадный борец с минуту прыжками показной ярости демонстрировал свое недовольство, а публика освистывала и поносила его. Потом он быстро соскочил с ринга, чтобы пройти в раздевалку, эскортируемый фалангой полицейских. На этом длинном пути ему пришлось выдержать летящие ему в лицо попкорн и куски мороженого, а также плевки и непристойные жесты от детей и взрослых. Особенно он боялся старых благообразных леди, потому что одна такая год назад в Уэйкроссе, штат Джорджия, напала на него со шляпной булавкой и попыталась ткнуть ею в его половые органы.

В своей «раздевалке», которой служили скамейка и шкафчик в комнате футбольной команды, он постарался насколько возможно расслабить мышцы. Некоторые боли и ушибы уже стали хроническими, плечи свело, они казались кусками окаменевшего дерева. Он расшнуровал кожаную маску и стал разглядывать себя в маленькое треснувшее зеркальце, висевшее в шкафчике.

Его едва ли можно было назвать симпатичным. Волосы на голове сбриты наголо, чтобы маска лучше надевалась, лицо в шрамах – следах множества схваток на ринге. Он точно помнил, откуда у него появился каждый шрам, – нерассчитанный удар в Бирмингеме, слишком энергичный бросок стула в Уинстон-Сэлеме, столкновение с углом ринга в Сьюст-Фоллс, встреча с цементным полом в Сан-Антонио. Ошибки в согласованности действий в профессиональной борьбе приводят к реальным повреждениям. Джонни Ли Ричвайн не смог сохранить равновесие, необходимое, чтобы выдержать большую тяжесть, и расплатился за это ногой. Черному Франкенштейну было жаль парня, но поделать он ничего не мог. Представление должно продолжаться.

Ему было тридцать пять лет. Последние десять лет он провел на борцовском ринге, колеся по шоссе и сельским дорогам между городскими спорткомплексами, гимнастическими залами университетов и сельскими ярмарками. В Кентукки его знали как Молнию Джонса, в Иллинойсе как Кирпича Перкинса, и в дюжине других штатов под подобными же устрашающими кличками. По настоящему его звали Джошуа Хатчинс, и в этот вечер он был далеко от своего дома в Мобиле, штат Алабама.

Широкий нос Хатчинсу ломали трижды, и это было заметно; последний раз Джош даже не стал пытаться исправлять его. Под густыми черными бровями сидели глубоко запрятанные глаза светло-серого цвета древесного пепла. Другой маленький шрам круглился вокруг ямочки на подбородке, как перевернутый вопросительный знак, а резкие черты лица и морщины делали Хатчинса похожим на африканского короля, перенесшего многие сражения. Он был настолько огромен, что казался чудом, уникумом, люди с любопытством глазели на него, когда он проходил по улице. Бугры мышц округляли его руки, плечи и ноги, но живот был распущен, слегка свисал – результат слишком большого количества глазированных пончиков, съеденных в одиночных номерах мотелей. Но даже нагуляв лишний жир, похожий на раздутый резиновый баллон Джош Хатчинс двигался с силой и изяществом, создавая впечатление туго скрученной пружины, готовой мгновенно распрямиться. Это все, что осталось от той взрывной энергии, которая бурлила в нем, когда давным-давно он играл защитником у нью-орлеанских «Светлых».

Джош принял душ и смыл пот. Завтра вечером ему предстояло бороться в Гарден-сити, штат Канзас, куда придется долго добираться через весь штат пыльной дорогой. И жаркой, потому что кондиционер в его автомобиле сломался несколько дней назад, а он не мог себе позволить отремонтировать его. Ближайший платеж ему поступит лишь в конце недели в Канзас-сити, где он должен участвовать в борьбе против семи произвольных соперников. Он вышел из душа, вытерся и оделся. Когда он уже собирался уходить, пришел организатор матча и сказал, что Джонни Ли Ричвайна увезли в больницу, он будет в порядке, но Джошу нужно быть поосторожнее на выходе из гимнастического зала – местные могут устроить небольшую потасовку. Джош поблагодарил его спокойным голосом, затянул молнию на сумке и попрощался.