Адриян, отбегая то от одного, то от другого, натыкается на этого бедняка.
БЕДНЯК. Позвольте представиться. Шабашкин Антон Панфутьич. Тот самый, которого вы изволили похоронить бесплатно. Пришёл поблагодарить. Я, верно, не имел права…
Адриян уже отбежал к выходу. Но тут ему навстречу входит купчиха Трюхина.
КУПЧИХА. Адриян, голубчик, вы уже начали? Я еле успела выбраться! Надеюсь, в этот раз ты пригласил меня на праздник?
Адриян снова оказывается в центре.
БРИГАДИР. Видишь ли, Прохоров, все мы поднялись на твоё приглашение; остались дома только те, которым уже не в мочь, которые совсем развалились, да у кого остались одни кости без кожи. Но и тут один не утерпел – так хотелось ему побывать у тебя.
Из-под пола торжественно вырастает перед Адрияном трясущийся скелет в больших ботфортах и обрывках истлевшей одежды.
КУРИЛКИН (он же скелет). Ты не узнал меня, Прохоров? Помнишь ли отставного сержанта гвардии Петра Петровича Курилкина, того самого, которому в 99-ом году ты продал первый свой гроб – и ещё сосновый за дубовый? Помнишь, братец?! Ну, дай же мне обнять тебя!
Адриян с криком отталкивает скелета, тот падает. Мертвецы вокруг выражают недовольство. Наступают на Адрияна со всех сторон.
МЕРТВЕЦЫ. Позвольте!
По какому праву!
Это не порядок!
Так ли порядочные люди встречают гостей!
Ты за это ответишь, Прохоров!
Сатисфакции! Требую сатисфакции!
Я всегда знала, что он подлец!
Врёшь, братец, ты неправ!
Экий злодей! Вестимо, злодей!
Стало быть, супротив пошёл? Это ты зря…
Мертвецы кружатся хороводом вокруг Адрияна, сжимая кольцо.
Темнеет. Голоса сливаются в единый гомон, из которого всё явственней звучит голос священника. Голос звучит нереально, становясь всё громче, словно заполняя собой пространство.
ГОЛОС. Возмите врата князи ваша, и возмитеся врата вечная, и внидет Царь славы. Кто есть сей Царь славы? Господь крепок и силен. Господь силен в брани. Возмите врата князи ваша, и возмитеся врата вечная, и внидет Царь славы. Кто есть сей Царь славы? Господь сил, Той есть Царь славы.
Господи, помилуй. Господи, помилуй. Господи, поми-и-и-луй.
Голос резко обрывается в полной темноте.
Наступает рассвет.
Адриян лежит на полу босой, с надвинутым на лицо ночным колпаком, в неестественной позе. Недалеко от стола, сидя за которым он заснул. Положение его тела может вызывать предположение, что он во сне упал со стула, и возможно пытался стянуть с себя колпак и кафтан.
Входит Аксинья. Недовольно качает головой при виде Адрияна. Если есть окно, то открывает его. Затем будит Адрияна.
АКСИНЬЯ. Нет, ну это ж надо так?.. Уж на что наш покойный барин был пресвятителем, а такого себе не позволял. То ж культура! А тут – поди ж ты – до кровати не добраться.
Зато, хлебом не корми, дай на заборе гроб повесить – вот и вся тебе культура…
Стягивает с Адрияна колпак.
Ну что, батюшка, слышишь, нет? Чай, проспался уже?
Или хоть в кроватку лечь изволь! Чего на полу-то лежать? Страм, да и только!
Адриян приходит в себя.
АДРИЯН. Аксинья?.. А что, уже утро?
АКСИНЬЯ. Уж заполдень! Заспался ты, Адриян Прохорович. К тебе заходил сосед портной, и здешний буточник забегал с объявлением, что сегодня частный именинник, да я никого не пустила. Ты изволил почивать прямо на полу, и мне было не добудиться.
АДРИЯН. Буточник? Это Юрко, стало быть… А…
АКСИНЬЯ. Что?
АДРИЯН. Да нет, ничего. Стало быть, Юрко приходил… И сосед?
АКСИНЬЯ.
