Пьесы и тексты. Том 2 - страница 14



МАКАРОВНА. А ты бы взяла ее. Да съела. Сладость будет.

КИРИЛЛОВНА. А-а-а-а… м-м-м-м… о-о-о-о… н-н-н-н…

МАКАРОВНА (тихо смеется). Я ведь не вру.

КИРИЛЛОВНА. Ой – не тронь – меня – не губи – меня – головушку.

МАКАРОВНА. Медведь?

КИРИЛЛОВНА. Черный – не губи – ой! – навалился – ой! – ся! – не гу… а-а-а-а!.. …би меня! – о-о-о-о… н-н-н-н… у-у-у-у… Еще – еще – еще! А-а!

Замирает и молчит.
МАКАРОВНА устало смеется.
Просыпается ПАВЛИК, трет кулачком глаза, таращится по сторонам.

ПАВЛИК. Страсно! Так страсно сейчас было!

МАКАРОВНА. Вот те на! Мы обе тут, а ему страшно. Заспал ты, киса, заспал.

ПАВЛИК. Ага! Обе тут. (Развеселился. Стучит по столу и поет.) Задери мою коровуску, не губи мою головусшку!

МАКАРОВНА (тоненько подпевает).

Калинка-малинка моя,
В саду ягода-малинка моя!..

ПАВЛИК (Кирилловне). Эй! Ты сто, аршин проглотила? (Хохочет.)

МАКАРОВНА (смеется). Съела, батюшка, съела. Грешна. Аршин – прости Господи! – съела.

КИРИЛЛОВНА заморгала часто-часто, ртом воздух ловит.

КИРИЛЛОВНА. Ны-ы… Мо-о-о… О-о… Ой, чуть – жива – осталась. Страху-то… страху-то… Натерпелась.

ПАВЛИК. Страсно было? Страсно?

КИРИЛЛОВНА. Ой, как было. Как было!

МАКАРОВНА. Ай, старушка! Ай, старушка!

КИРИЛЛОВНА. Поясницу заломило.

Тут МАКАРОВНА покатилась со смеху. И ПАВЛИК захохотал.

Все смешно, все смешно! Ведь старая ты уже, а все бы хахоньки разводить. А и ты, Павел Иванович, – не мальчик! – а туда же!

ПАВЛИК (заревел). Мне сесть лет! Мне сесть лет!

МАКАРОВНА. Тихо ты, котик, тихо! Кто же с тобой спорит? Тебе и птички на улке говорят: шесть! шесть! Не слушай бабку злую. У ней поясницу заломило. Вот она и злится. Молочка хочешь?

ПАВЛИК. Злая, бабка, бяка. У-у!

МАКАРОВНА. Не сердись на нее, батюшка. Вот стареньким станешь, сам рассердишься. На деток кричать станешь. За то старых-то и не любят. А за что их любить? Старые, некрасивые, фу, фу! Я вот сама ни в жизнь не возьмусь старых любить. Я старушка веселая, я – другое дело, никто мне бяку не говорит. Вера Ивановна со второго подъезда – уж на что злая! – а и та очередь мне уступила. Схожу, говорит, в овощи, а ты, Макаровна, и за меня, и за себя стой спокойно. Кто привяжется – покажи! – поедом съем. Сколько б бабушка за красным выстояла, если б не Вериваннина доброта? А я еще и с очередью пошутила, и очередь довольная мною осталась. А Кирилловна – просто неудачливая. Не злая она.

Глянь-ка, любушка! Бабка-то наша – заснула. Вот соня! Вот клуша! Ишь, сопит. Ишь, носом-то так и выводит. Сон кого хочешь поборет, сколько глаза ни пяль, а он свое возьмет.

Сладко зевает. Кладет локти на стол, голову на них и засыпает.
КИРИЛЛОВНА спит сидя, приоткрыв рот.
Вечер.
Темнеет в кухне. Серые сумерки спутали очертания всех предметов.
В гардеробе – чиркнула спичка, изнутри засветились все его щели. Прикуривает кто-то… Дунул на спичку, и щели погасли.
ПАВЛИК сидит тихо, стараясь не будить старух.

ПАВЛИК (подперев щеку, шепчет).

Калинка-малинка моя,
В шаду ягода-малинка моя…
Занавес.

Пьеса вторая. Ужин

Действующие лица

ОЛЬГА ДАНИЛОВНА.

НАТАША.

ЛИЗКА.

Кухонька не мала. Заставлена черт-те чем, не протиснуться. В ней шкафы и гардеробы. И газовая плита. На плите – десять кастрюлечек, восемь сковородочек. На четырех конфорках. И все кипят, все шипят, пар отовсюду и дым кругом.
В центре стола сидит ЛИЗКА. Ноги до полу не достают. Сидит и глазками – просто так, в воздух.
Стрелять-то здесь не в кого, кроме ОЛЬГИ ДАНИЛОВНЫ и НАТАШИ, – в кухне никого.