Пьесы, поэмы и лирика - страница 11



Два первых Атланта:
«Восток», Беллинсгаузен.
Два первых Атланта:
И «Мирный», и Лазарев.
Всё так же на запад,
Всё так же на запад —
Нам Солнце один ориентир.
Всё так же к закату,
Всё так же к закату,
А ночью там будет нам пир.
Олимп, как победа Богов – Олимпийцев,
За что же свалилась она?
И кто объяснит: «За какие заслуги
Досталась Олимпу она?»

На экране показывается карта русской экспедиции вокруг Антарктиды…

Адмирал сидит за столом и смотрит на карту:

Два первых Атланта:
«Восток», Беллинсгаузен.
Два первых Атланта:
И «Мирный», и Лазарев.
И не похоже, что в том Мире,
Что б в Мире том!.. была война.
И не похожи на победу
Платона строгие слова.
«В Атлантах было много силы»,
И это – сильные слова,
Атланты небо выносили, —
Ещё сильней была Земля.

С верфей ему подпевают:

Земля ждала свои рассветы,
Земля победно расцвела,
Ну а пингвины, а пингвины?
Пингвинам – лёд, лёд и вода.
А кто так хочет Атлантиду,
То тот на карту пусть взглянет,
Пусть вспомнит Пушкина Людмилу
И очарованно уснёт.
И пусть приснится ему айсберг,
Что белой лилией плывёт,
Как маленький околыш славы,
Одетой в вечно белый лёд.

Освещается ярко русская верфь, на ней поют приглушенно:

То, что было Атлантидой
Ночью стало Антарктидой…
Всё так же на запад,
Всё так же на запад —
Нам Солнце один ориентир.
Всё так же к закату,
Всё так же к закату,
А ночью там будет нам пир.

Вся сцена туманно освещается и над ней ярко горит экран, показывая часть глобуса (карты) Атлантики с Южной Америкой, Африкой и Южной Европой. По очереди со сцены моряки произносят:

– Печальные глаза Амазонки,
Мясистый нос,
Чуть недобритый подбородок,
Такой ты оставил планету,
Мечтая о маленьком чуде
С большим сердцем бьющейся Африки.
– Три миллиарда мечтателей
С сердцем бьющейся Африки,
Так ли велико ваше сердце,
Как велика печаль глаз Амазонки?
– И ты сбрил бороду, чтобы увидеть…
Чтобы увидеть улыбку дамы?
Дамы, ждущей ребёнка на другом континенте?
В жаркой Сахаре?
– Да не ту ты сбрил бороду…
Ты срубил леса и построил суда, да?
И привез ребёнку сахар… В Сахару?
А там этого сахара…
И от того тебе стало печально
За твою сбритую бороду… Сахара.

Все уходят, выходит статный Аполлон (на экране дядя Сэм у стола с напитками и фруктами и Меркурий, разгорячённый бегом, смотрят друг на друга).

Аполлон – Меркурию:

Одетая мечта с бумажником в кармане…
Навес зелёных груш, созревший виноград…
Вино, как шёлк скрипя, рождается ногами:
Гроздь спелых ягод вовсе не вкусна.

Подходит к Аполлону его юный Орфей (на экране появляется Европа).

Орфей, глядя на Европу:

Вкус губ, вкус рук, вкус каждого движения.
Вкус взгляда лучезарен, как звезда,
Как старое вино, зажатое в бокале
Из тонкого японского стекла.

Занавес опускается.

Сцена третья

Перед занавесом Автор:

Моря все эпосу покорны, герой их главный – Одиссей
И верный друг его – Орфей, рождённый Музой Каллиопой…
Весь эпос, Каллиопа, – твой! Кто ж муж твой? Верно, Аполлон!
Все мифы мог бы прочитать – кольца нам лучше не достать:
Лишь Солнце успокоит волны, стихию моря победит,
Да и Орфея усладит, даря хорошую погоду;
А нет, с волшебной лирой наш Герой стихию укротит игрой,
Даря стихии своё Солнце!

Занавес открывается, избранник богов Одиссей прощается на корабле с Орфеем и дарит ему серебряный плащ, сотканный нимфой Калипсо на острове Огигия в Адриатическом море (можно показать и с экрана остров, грот, увитый виноградом, прекрасную нимфу).

Одиссей:

Возьми, Орфей, серебряный сей плащ.
Он вечен, тонок, соткан он Калипсо…