Он подумал, читает ли она её впервые? Если да, то ему вдруг стало завидно. Как это – в первый раз переживать историю, которую он давно знал? Зависть, странная и мимолётная, почти неосознанная. Но всё-таки эта мысль промелькнула, и он подумал было спросить её об этом, но тут же отмёл эту идею. Вопрос показался лишним. Он не знал, что хотел бы услышать, да и это не имело значения. Просто не захотел.
Её лицо оставалось бесстрастным. Она не поднимала взгляд, не замечала его присутствия. Лишь пальцы нежно листали книгу, и Сергей почувствовал, как из её молчания возникает некая преграда, как будто она была защищена своим миром, отделена от всего остального.
Она вдруг подняла взгляд, как если бы поймала его внимание. Секунда, и она вернулась к книге, продолжив чтение, но что-то в этом взгляде, даже едва уловимое, заставило его задуматься.
Сергей понял, что всё, что он когда-то искал, может быть – и оставаться недосягаемым, как её книга, как её язык, как её мир.
17
Сергей входил в просторный, светлый зал аэропорта Дакара. Воздух был влажный, тяжёлый.
Люди говорили на незнакомых языках. Голоса, шаги, объявления сливались в общий шум. Музыка звучала откуда-то с углов, ритм её был неотделим от города.
Он растерянно оглядывался, по-настоящему чувствуя себя пришельцем в этом мире. Всё вокруг – цветные ткани, улыбки незнакомцев, шум – это было одновременно странным и восхитительным. Вроде бы мир, в который он вступил, не был для него новым, но он не мог припомнить, когда в последний раз встречал его таким.
Очередь к паспортному контролю была длинной, и среди множества лиц, мелькавших в ней, он почувствовал себя частью чего-то бесконечного.
Когда его взгляд встретился с взглядом таможенника, его рука замерла в воздухе, но момент был едва заметным. Высокий, статный африканец с внимательным, но в то же время лёгким взглядом.
– Паспорт, – произнёс он, не скрывая французского акцента, который, казалось, создал ещё одну грань реальности.
Сергей молча достал паспорт. Таможенник пролистал его страницы с точностью мастера, который ставит последнюю точку. Наконец, он сказал:
– Сербия.
Эта странная пустота, словно застывшая в воздухе между ними, стала почти физическим бременем. Сергей знал английский – понимал фильмы, читал книги, часто разговаривал на нём, но произнести слово без акцента, как если бы это было нечто невообразимое, становилось трудностью, которой не избегал ни один русский.
Как актёру, ему приходилось преодолевать эту преграду каждый раз, и это напряжение, вызванное тем, что каждая реплика, каждый акцентированный звук вызывал дискомфорт, тревожило его больше, чем любые роли, которые он мог выучить наизусть.
Таможенник вернул паспорт, и Сергей кивнул, убирая его в карман. В этом коротком моменте всё словно приобрело значение. Вокруг снова разливался ритм африканской музыки, которая уносила его в этот мир, помогая раствориться в нём.
Номер ячейки и код были написаны на обратной стороне распечатанного билета. Он не торопился, чувствуя, как в воздухе висит предчувствие, что сейчас начнётся что-то важное.
Шаги медленно вели его к камере хранения, и взгляд ненадолго задержался на металлической дверце ячейки – 117. Цифра 7 была чёткой, остальной номер был немного изношен.
Он набрал тот же код – 250821.
Щелчок замка, как неожиданное пробуждение от затянутой паузы, слился с шумом аэропорта: отдалённые объявления, шёпот разговоров, тихие шаги. Всё это сливалось в единую, почти незаметную паузу, которая, казалось, тянулась в воздухе.
