Дашкова, отрицая контакты с Хитрово, не скрывает, что тот обращался по адресу. Однако в доносе князя Несвицкого на Ф. Хитрово утверждалось, что в заговор последнего привела именно княгиня Дашкова. В первом допросе Хитрово отрицал всякую связь с княгиней: «…И что меня, Хитрова, в данной заговор привела княгиня Дашкова, не упоминал и ни о каком заговоре не знаю, и с княгинею Дашковою о той материи никогда не говорил…» Источником своей информации арестованный назвал поначалу слухи: «…А о вышеписанной подписке и о прочем ета я, Хитров, объявлял кн. Несвицкому слышел гороцкой слух, а именно от кого слышел, то я, Хитров, сказать не могу…»>360 Однако на следующий день он сообщил: «Упомнить время не могу, а вскоре после того, как я услышал об оной подписке (проекта Бестужева. – О. И.), приехав к княгине Дашковой, спрашивал у нее: правда ль, что я слышал о подписке, сделанной Бестужевым, на что она мне сказала, что слышала вправду и удивляется немало такому дурному предприятию, и хотела, разведав, далее мне о том сказать, а больше того ничего она со мной не говорила, и я, Хитров, после того у нее не бывал и она ко мне не присылала»>361. Молчание об этом эпизоде в первый день допросов Хитров объяснил забвением, на которое ссылался и в дальнейшем. Было очень подозрительно, что молодой человек забыл единственный визит к княгине Дашковой. Однако следствие в такие детали не погружалось.
31 мая, отвечая на поставленные В.И. Суворовым вопросы, Хитрово сознался, что о посещении Паниным императрицы слышал не только от Н. Рославлева, но и от Дашковой; не рассказал же об этом в предшествующем допросе опять-таки «за забвением»>362. Наконец, 8 июня на очной ставке Ф. Хитрово с Н. Рославлевым произошла любопытная сцена. Рославлев все отрицал; Хитрово, пытавшийся всех выгораживать, начал колебаться в своих предшествующих показаниях и, в частности, в том, что о визите Панина ему сказал Рославлев. В протоколе очной ставки сохранилась следующая любопытная запись: «И когда Рославлев из той комнаты, где очная ставка дана была, вышел, тогда помянутой Хитров говорил о вышеписанном де Панина государыне представлении, как ныне он вспомнил, точно такими речами, как он показал, сказывала ему княгиня Дашкова в то время, когда он у нее был, а сперва о том не сказывал он за забвением»>363.
В этом отношении становится очень интересным то, что сообщает о допросах Ф. Хитрово Дашкова: «При формальном допросе, которому его подверг Суворов (отец знаменитого фельдмаршала), ему был задан вопрос, не сообщал ли он мне о своих замыслах и не знает ли, что я думаю об этом деле. Хитров ответил: “Трижды я заходил к княгине, чтобы просить совета и даже приказаний, но меня не приняли. Потом стало известно, что она никого не принимала; но если бы мне выпала честь с ней увидеться и осведомить о своих мыслях на этот счет, уверен, я услыхал бы от нее ответ, продиктованный патриотизмом и благородством”» (85; курсив наш. – О. И.).
Слова Хитрово были якобы переданы М. Дашкову «под секретом»
В.И. Суворовым, который это сделал в благодарность за услуги, оказанные ему покойным отцом князя. Дашкова, упоенная «ответом Хитрово», не задумывалась, что содержащаяся в нем лесть имела чрезвычайно коварное свойство, и особенно слова о «советах и даже приказаниях». Почему В.И. Суворов сказал Дашкову неправду о допросе Хитрово? Почему он вообще начал говорить о «секретнейшем деле» (согласно определению самой императрицы) с заинтересованными лицами? Когда Екатерина предлагала Суворову подключить к «делу Хитрово» князя Волконского и князя Черкасского, она приказала взять с них «словесные наикрепчайшие обязательства о ненарушении секрета в сем, им поверенном деле»
