По некотором размышлении можно заключить: в силу природной… ну не то чтобы скромности, но застенчивости, что ли (иногда болезненной даже застенчивости), Великий решил приписать личный биографический факт имяреку, что, как известно, даёт некую раскрепощённость и остранённость писанию. Даже при нелепой гривуазности изложения. Взгляд, можно сказать, сверху:
«Чудо объяснения в любви»
«…увлекши, наконец, в лесопарк подругу (к облику ея и, возможно, душевных качеств ея же питалась давнишняя страсть, а также страстное желание объясниться и, наконец, на законных уже основаниях овладеть возлюбленной), испытывая мучительные, как всегда в таких случаях невовремя, позывы опорожниться, он совершил чудо. Отчаянное до нереальности чудо!
Итак, дислокация:
Задумчиво бродя меж аллей, они набредают на столетний дуб. Останавливаются. Мечтательно озирают пейзаж. Запрокидывают головы. Небо. Бронзовая листва. Напряжённая минута перед событием…
Они элегически прислоняются к стволу в два обхвата – по разные его стороны…
Он (незримо от неё) расстегивает ширинку и проникновенно – с задыханиями и паузами – внушает ей нечто любовное и, одновременно же, опорожняет мочевой пузырь. По мере того, как протекает сладостное освобождение от наболевших слов и накипевшей влаги (струйки бесшумно сползают по каньонам теневой стороны дуба), речевые паузы становятся всё реже, взволнованные задыхания глуше, тон объяснения в любви уверенней, вдохновенней…
И вот, наконец (ширинка благополучно застёгнута) – заключительный, победный аккорд! Сближение по кругу ствола – по направлению друг ко другу.
Решительное объятие…
Объяснение принято!..
Жаркий, свободный ото всего поцелуй!..
…………………………………………………………….
Они жили долго и счастливо.
И едва не умерли в один день.
В день, когда он рискнул рассказать ей всё.
Всё о том самом «чуде»…
………………………………………………………..
Обошлось.
……………………………………………………………………………………
Да и где их набраться, общественных туалетов?
Особенно в «Час Пик»…
***
Из выкликов и «озарелий»:
«Харизма? Пожалуйста: Ремембе – в харю. Мамбе – в рог!..»
***
«…эка шишка ананас!»
***
«Кол – стул мазохиста»
***
«Художник и совесть… дичь! Это – про нехудожника».
***
Очень мучила Великого, как и многих других великих, неразрешимость и необратимость косной… слишком косной временной константы бренного бытия.
«Как это необратимо время? Не может такого быть! – возмутился однажды – все мифы, сказки, предания твердят обратное – время обратимо. Как вперёд, так и назад. Но как доказать? Формулами?.. Пробовали. Не убедили. Высоко, заоблачно, дымчато. А что, если спуститься в самое то – в нутро человека, а?..» — высокотеатрально воскликнул однажды Великий и, порывшись в себе, помёл по амбарам — по брюху, по «ливеру», по черепушке. Поскрёб по сусекам и отыскал, как показалось в эвристической горячке, наиболее верный, самый нервный – эротический! – узел.
И сочинил апорию про физиологическую обратимость времени.
Потом, кажется, разочаровался в каких-то пунктах апории, не стал развивать далее. А жалко. Что-то важное ухватил ведь! Вот всё, что осталось на разорванном клочке. Возможно, самая концовка:
«…так, сосок помещая на зуб,
В виноград превращая изюм,
Время вспять обращая, на ум
Изумленье ползёт: в море схем,
Посулатов, задач, теорем
Обратимости времени…
Но
Где решенья? Темно.
Мудрено
Времена выворачивать, вспять,
Словно корни из тьмы, и опять
Взад ворачивать…
