Едва период мастурбации
В моем развитии настал,
Уже тогда «Портвейн 13-й»
Я всем другим предпочитал.
Непризнанный поэт и гений,
Исполненный надежд и бед,
Я был ровестником портвейна —
Мне было лишь тринадцать лет.
Я был угрюмым семиклассником,
Самолюбивым и несчастным,
И подтирал я сперму галстуком,
Как знамя коммунизма, красным.
(Короче, мучился ужасно я
Покуда не нашел лекарство.)
И много раз бывал родителями
Застигнут в этот миг случайно,
Любая тварь после соития,
По Аристотелю, печальна.
Так, насладившись в одиночестве
Мятежной плотию своей,
Я понимал, какой порочный я,
Пропащий рукоблудодей.
И, чтоб скорей из мозга стерлися
Похабные галлюцинации,
В сознанье собственной греховности
Я за портвейном шел «13-м».
От ощущенья безвозвратной
Развратной гибели моей
Меня, как добрый терминатор,
Спасал «13-й портвейн».
Тогда я не был суеверен,
Агностик, троечник и пьяница,
И мог «13-й портвейн»
Бесстрашно пить даже по пятницам.
Еще не очень разбирался я,
Кто там татарин, кто еврей,
Кто представитель братской нации,
А кто враждебных нам кровей,
Но знал – «13-й портвейн» —
Гармония цены и качества.
Его мы пили пионерами
В те непростые времена,
Когда ни штопора-то не было,
Ни закуси, ни стакана.
Его открыть гвоздем железным
Любая школьница могла.
Он шел из банки майонезной,
А еще лучше из горла (вариант «со ствола»).
В подъездах без замков, без кодовых,
На стройплощадках без охраны
Его глотали, словно воду мы,
Не разливая по стаканам.
А времена были спокойные,
Менты еще без автоматов,
Кругом явления застойные,
Везде уборные бесплатные.
Террор случался только в Чили,
Где был у власти Пиночет.
Тогда в сортирах не мочили,
Как обещал нам президент.
Там только пили и дрочили,
Ну и еще один момент…
А если вру насчет сортиров,
Пусть подтвердит Тимур Кибиров.
Там загородочки фанерные
Скрывали крошечные кельи,
Там поцелуи мои первые
Пахли «13-м портвейном».
Вот унитаз журчит нам ласково,
С бутылкой рядом я стою…
Так море, бабы и шампанское
Ворвались властно в жизнь мою.
И только горлышки зеленые
В моем качаются мозгу,
И очи синие, бездонные…
Пиздец, я больше не могу.
P.S. В городском саду цветет акация,
Снова стать березкой хочет пень.
Ты ж меня сгубил навек, «13-й»,
Отроческий, сладкий мой портвейн.
