– Ну-ну, дорогая, не ссорьтесь, – примирительно сказала мать. – Кто в нашей семье инженер?
– Интересному языку учат нынешних инженеров. В мое время никаких тикити-пингов они не обсуждали, – прокомментировал Ларри.
– Джек, если вы считаете это серьезным, давайте остановимся, и вы все проверите, – сказала мать.
Джек съехал в карман, обсаженный цветущими ивами, выскочил из машины, открыл капот и нырнул во внутренности «Эсмерельды», как изнемогающий от жары человек бросился бы в прохладный бассейн. Послышались громкие стоны и кряхтенье, а затем высокие носовые звуки, как будто ошалевший овод застрял в струнах цитры.
– Что ж, поскольку нашего форейтора, кажется, поразила молния, как насчет какой-нибудь живительной жидкости? – подал голос Ларри.
– Не слишком ли рано, дорогой? – всполошилась мать.
– Для англичан, возможно, и рано, но ты не забывай, что я много лет прожил среди иностранцев с пониженными моральными устоями, и они вовсе не считают, что, прикладываясь к спиртному, днем или ночью, ты каждый раз ставишь под удар свою бессмертную душу.
– Ну что ж, дорогой. Возможно, немного аперитива и не повредит.
Лесли залез в багажник и раздал нам напитки.
– Для остановки место не самое плохое, – сказал Ларри, снисходительно оглядываясь на зеленые холмы, по-шахматному расчерченные живыми изгородями, здесь и там помеченные черными и жемчужно-вспененными лесами.
– А какое жаркое солнце, – вставила мать. – Для этого времени года просто удивительно.
– Зимой за это заплатим, – мрачно предсказал Лесли. – Обычная история.
Тут из глубины капота послышался громкий звенящий чих. Ларри замер, не донеся стакан до рта.
– Что это было? – спросил он.
– Джек, – ответил Лесли.
– Я про этот звук. Джек, говоришь?
– Да, чихнул.
– О боже! – воскликнул Ларри. – Вот кто принес бактерии. Мать, я неделю избегал заражения всеми способами, известными Британской медицинской ассоциации, чтобы подхватить простуду от собственного зятя… и где, в дикой глуши, где до ближайшего врача ехать и ехать! Нет, это уже слишком!
– Успокойся, дорогой. Люди иногда чихают и без всякой простуды.
– Только не в Англии. Здесь любой чих – предвестник бедствий, а то и смерти. Иногда мне кажется, что единственная радость англичанина – это заразить кого-то насморком.
– Ларри, дорогой, зачем преувеличивать? – заметила мать. – Джек всего разок чихнул.
Тут Джек снова напомнил о себе.
– Ага! – возбужденно воскликнул Ларри. – Вот и второй. Говорю тебе, он готовит настоящую эпидемию. Предлагаю оставить его здесь. Лесли сядет за руль, а его кто-нибудь подбросит до Борнмута.
– Мы не можем оставить его на обочине, не говори глупости, Ларри, – сказала мать.
– Почему нет? Эскимосы оставляли своих стариков на плавучих льдинах, где их съедали белые медведи.
– Не понимаю, зачем Джека должен съесть белый медведь только оттого, что ты боишься какой-то дурацкой простуды, – возмутилась Марго.
– Я выразился фигурально, – сказал Ларри. – Здесь его, скорее всего, заклюют кукушки.
– Я не позволю бросить его одного, – отрезала Марго.
Тут Джек вылез из-под капота. Его внушительный нос вырос вдвое и стал цвета перезрелой хурмы, а из полуприкрытых глаз градом катились слезы. Он приблизился, отчаянно чихая.
– Назад! – закричал Ларри. – Проваливайте отсюда вместе со своими грязными бактериями!
– Эдо не бакдерии. – Джек старался четко произносить каждое слово. – Эдо сенная лихорадка.
