Писарь Глебушкинъ - страница 10

– Я не собираюсь касаться этой насквозь фальшивой рукописи. Я подам апелляцию!

– Как вам будет угодно. – Кивнул Глебушкин, покорно соглашаясь. – Но в таком случае пожалуйте расписаться в книге, что вы отказались взять постановление и станете оспаривать его.

И он протянул посетителю перо. Тот, кипя гневом, схватил его, обмакнул, выругавшись, в чернила, оставил на бумаге залихватский вензель и оттолкнул тетрадь от себя. Савелий проворно убрал решение суда в лежащую подле него картонную папку и ловко увязал на ней тесемки, отодвинув папку на край стола.

Малкин проследил за его движением, поднялся и произнёс с жаром, прикрывая глаза рукою. Будто стоял сейчас на сцене уездного театра:

– Вы режете меня без ножа! Так и знайте, что моя кончина останется за вашей совестью, упрямый юнец!

И, оглядевшись, он схватил свой котелок со стола, подцепил даму под руку и поволок ее из конторы. Выйдя из дверей, он неосторожно наступил на хвост Василию, какой, напившись молока в доме у генеральши, теперь вылизывал себе лапы, лениво поглядывая на посетителей.

Когда ботинок Малкина пал прямо на длинную шерсть его хвоста, Василий вскинулся, заорал дурным голосом, как и положено было коту в его положении, и отскочил к стене, но господин Малкин этого даже не заметил, увлекая даму свою за собою и посылая, на голову писаря и уездного суда вместе с ним, всяческие кары. Василий поглядел ему вслед. Посетитель ему не понравился. Как и его ботинки.

Когда контора опустела, и сторож Кузьма замкнул за всеми двери, показавши кукиш Василию, намеревающемуся войти, кот распушив хвост, гордо отправился в переулок, чтобы забраться в оную с помощью подвального окна, какое выкрашено было белой дешёвой краскою и никогда не закрывалось. Старая створка рассохлась от дождей и не примыкала к раме, оставляя зазор, который позволял гибкому телу Василия просачиваться внутрь без особых препятствий. В подвале конторы было душно и пахло мышами. Кот прошёлся, помахивая хвостом, по всем закоулкам в поисках серых нарушителей спокойствия и принялся подниматься по ступеням в зал самой конторы, где висел на спинке стула старый сюртук Демьян Устиныча, к которому так сладко было прижаться в минуты отдыха. Сюртук пах папиросами и сдобными булками из булошной Земляникина, что располагалась противу их конторы с левого угла серого доходного дома, принадлежащего купцу первой гильдии господину Ласкину Сергею Викентьевичу. Это Василий знал наверняка. Прогуливаясь лениво в лунных квадратах окон, какие славно расчерчивали пол своими ночными узорами, Василий легко взлетел на стол Демьян Устиныча. Прошедшись по нему, обнюхал кусок недоеденной им баранки, заглянул в стакан с серебряным подстаканником и ложкой, что сиротливо притулился подле чернильного прибора, понюхал остывший уже чай и огляделся.

Контора спала. Где-то тихо возилась и попискивала мышь, скреблась в стену, не решаясь выглянуть наружу и ощущая рядом присутствие своего главного врага. Но Василию охотиться сейчас не хотелось. Тёплое молоко, какое щедро плеснула ему генеральша своею белою рукою, приятно грело нутро, заставляя кошачьи глаза закрываться. Его клонило в сон, и он не стал ему сопротивляться. Спрыгнув на мягкий стул начальника конторы, обтянутый потрескавшейся старой кожей, ещё сохраняющей запах новых штанов Демьян Устиныча, кот потоптался немного на месте, покрутился вокруг себя и улегся, накрывшись пушистым своим хвостом и широко зевнул, показав розовый шершавый язык. Печи, топленные совсем недавно, ещё сохраняли приятное тепло, которое, и Василий это знал доподлинно, не окончится до самого утра. Он блаженно прикрыл глаза и заснул, сунув розовый маленький нос в густую шерсть своего пушистого хвоста. Ночь повисла над уездным городом, как повисает выстиранное и выжатое умелой хозяйкою белье, передавая воздуху свою чистоту, а от него перенимая свежесть и мягкость.