– Изложите мне причину вашего посещения, господа, и я передам сыну, что вы приходили.
– Простите нас великодушно, госпожа Мышко, но дело сие не является столь важным и может подождать. Потому располагать вашим временем более мы не станем. Лишь просим сообщить Арсению Фридриховичу, что приходили некий Глебушкин из конторы господина Зябликова и дворник Аким. Навестить желали. Он знает, где нас найти.
Старушка кивнула и протянула руку в кружевной перчатке. Для поцелуя. Глебушкин приложился. От старушки исходил сладковатый дымный запах, и Глебушкин подумал, что уже встречал такой и не раз на улицах города. И довольно часто.
Вышли во двор. Тот, небольшой и довольно уютный, со всех сторон обнимали четырёхэтажные дома, вернее, это был один дом, стоящий покоем по улице. Глебушкин огляделся. Что-то беспокоило его, и он никак не мог понять, что это было. Ему показалось, что сквозь окна дома кто-то наблюдает его. И не удивился. Скорее всего, это была матушка Мышко. Старушка производила впечатление любопытной особы, и даже дергающийся временами глаз, своего рода тик, не портили выражения её доброго пытливого лица. Сын очень походил на неё.
– Что делать-то будем, Савелий Яковлевич? – Аким тоже поднял голову вверх, глядя, как стая голубей, потревоженная кем-то, взлетает над крышей.
– Вернёмся назад. Что нам ещё остаётся? Арсений Фридрихович в отлучке, сам видишь. – Глебушкин поднял выше воротник шинели. Откуда-то подул холодный ветер, стало зябко. И он вспомнил, что позабыл в доме у Мышко рукавицы. Тёплые, из грубоватых ниток, с узором. Их ему связала Ольга Леонидовна, квартирная хозяйка, когда увидала, что всю прошлую зиму он ходит, сложив ладони под мышками или пряча их в рукава.
– Аким, погоди чуток. Я рукавицы оставил. Схожу заберу.
– Ступай-ступай, Савелий Яковлевич, а то уж вон нос красен сделался. Студено сегодня.
Савелий проворно поднялся по ступеням, вдруг осознав со всей очевидностию, что зачем-то прошли оне через черную лестницу, а не сквозь парадную, где было чисто и тепло. Лестница и впрямь была темна, ступени стерты десятками ног прислуги и довольно шершавы. Слабо пахло мышами. Дверь в квартиру Мышко была приоткрыта, хотя Глебушкин хорошо запомнил, что закрывал ее за собою, и пружина щегольского английского замка отщелкнулась. Передняя была пуста. Никакой прислуги…
Он подал голос:
– Простите великодушно, госпожа Мышко!! Это вновь ваш посетитель Глебушкин! Я забыл у вас рукавицы. Дозволите ли вы взять их?
Тишина сделалась ответом на его просьбу, и вдруг ему стало не по себе… Двери в гостиную, чуть приоткрытые, поскрипывали от сквозняка, он медленно вошёл. Кресло стояло на своём месте, на нем лежала шаль, в какую куталась матушка помощника. Но самой её в комнате не наблюдалось. Он попытался вновь:
– Госпожа Мышко! Это Глебушкин. Не пугайтесь меня…
Рукавицы лежали на старом рассохшемся комоде, близко располагающемся к двери. Савелий взял их осторожно, сжимая одною рукою. Далее все произошло столь стремительно, что он даже не сумел сопротивляться. Кто-то, бросившись на него со спины, накинул ему на голову что-то похожее на мешок. Савелий вскрикнул, попытавшись скинуть это, и в то же мгновение его грубо толкнули под колени. Он осел на пол, затем последовал быстрый удар в спину, он распластался на полу, пытаясь лягнуть напавшего ногами и одновременно сорвать мешок с головы. При этом он кричал, и, что более всего удивительно, отчаянно ругался. Как извозчик! На спину ему тотчас уселись, схватив его за руки, и связывая их за спиною. Глебушкин крутился, как угорь, стремясь сбросить с себя напавшего любой ценою.
