Письма на вощеной бумаге - страница 2



Кати уже несколько десятилетий не слышала этот дружелюбный голос, который на каждом четко произнесенном слоге мог с легкостью переключиться на выговор. Но на первом же слове она занервничала так же, как в шесть лет, когда ее вызвали к доске решать перед всем классом пример по математике. Кати почувствовала себя деревом, у которого с годами прибавилось много колец, но сердцевина под ними всегда оставалась прежней.

Судорожными движениями она достала письмо из конверта и развернула вощеную бумагу для бутербродов. Затем дрожащим голосом начала читать:

Фрау Люпенау,

вы отняли у меня веру в себя, когда встал вопрос о рекомендации в среднюю школу. Перед четвертым классом я столько занималась, корпела над учебниками и улучшила оценки по всем предметам. Весь учебный год вы так часто меня хвалили, а в итоге не дали мне рекомендацию для зачисления в гимназию. Я просто не могла в это поверить. Проплакала целую неделю, не понимая, что сделала не так. И зачем вы все это время притворялись, чтобы в конце концов так со мной поступить?

Потому что вы мне очень нравились. Глядя на вас, я тогда даже захотела стать учительницей.

И это лишь усугубляет ваше предательство в моих глазах.

Другие в тот момент снова взяли бы себя в руки и встали на ноги с желанием показать всему миру, на что они способны. Но я была просто сломленной маленькой девочкой, которая с тех пор думает, что недостаточно умна для этого мира. Стоит мне узнать, что у кого-то есть диплом, я чувствую себя человеком второго сорта.

При этом в глубине души я знаю, что тоже смогла бы, если бы однажды вы дали мне шанс, а не растоптали мою самооценку.

Кати протянула письмо Гудрун Люпенау. Последние два слова она давно знала наизусть. Как всегда, последний шаг был самым трудным. Как всегда, ей пришлось набрать полную грудь воздуха, чтобы найти в себе силы произнести это на полном серьезе. Пусть и всего лишь на краткий миг.

Всего хорошего.

После этого Кати сама вложила в руку Гудрун Люпенау письмо вместе с конвертом. Прежде чем развернуться к ней спиной. Важно было поскорее уйти, не давая адресату времени среагировать. Однако ее бывшая классная руководительница среагировала моментально, догнала Кати всего несколькими быстрыми шагами и, разрыдавшись, заключила ее в объятия.

– Ах, Кати, моя Кати! Мне так жаль! Мне очень-очень жаль, ужасно жаль!

Кати не обняла ее в ответ; не хотела принимать симпатию от Гудрун Люпенау и уж тем более не хотела выражать симпатию ей. Она просто хотела уйти.

– Я ведь лишь старалась поступить как лучше! – через запинку выдавила из себя учительница.

Предложение, которое Кати всегда терпеть не могла. Чересчур самоуверенное, оно будто никого не воспринимало всерьез.

– Нет, ничего подобного!

Старая женщина разомкнула объятия и кое-как вытерла слезы с лица тыльной стороной ладони.

– Я сделала так только потому, что твоя мать настояла!

– Моя мать?

– Да, тогда на родительском собрании я с радостью рассказала ей, какая ты старательная, и сообщила, что могу дать тебе рекомендацию в гимназию, но она не захотела.

– Но… это же бессмыслица какая-то.

Гудрун Люпенау так держала в руках письмо, словно оно было липким и противным, как ловушка для мух.

– Она сказала, что тебе это нужно, что ты из тех девочек, которым необходимо преодолевать трудности. Я ответила, что она не обязана отправлять тебя в гимназию, несмотря на рекомендацию, но я в любом случае хочу в письменной форме отметить твои успехи. Тогда она взмолилась, чтобы я этого не делала, потому что это спровоцирует ссору между вами, а я же не могла этого хотеть. Настраивать дочь против матери. Я ничего не понимала, это полностью противоречило моей интуиции. Я не сомневалась, что ты обладаешь всеми необходимыми качествами, чтобы поступить в университет. Но передо мной стояла плачущая мать, которая твердила, что хочет для своего ребенка только лучшего. – Гудрун Люпенау тяжело сглотнула. – Тогда я была еще молодой учительницей. Случись это несколько лет спустя, я бы не позволила себя переубедить, но тогда… я всегда надеялась, что приняла правильное решение. Но сейчас… я ужасно сожалею! Мне никогда не загладить свою вину.