Когда я вспоминаю теперь то утро, я вижу солнце. Был ветер, и в перине облаков образовались вмятины и ямы, потом прорехи, и наконец солнце взглянуло на город. После сырости и холода взбодрились мелкие городские воришки – сороки и воробьи. Прохожие подняли головы и удивились. Даже машины, ползущие по-собачьи, носами в зады друг другу, смотрелись веселее, гудели, что ли, не так свирепо.
Хотя, возможно, это ложная память. Солнце не выходило утром, как не выходило оно уже две недели до того и не будет выходить после. Тучи заволокли небо от горизонта до горизонта, грузные, влажные тучи, беременные мегатоннами снегопада.
Когда я вспоминаю то утро, я вижу бесчисленные огоньки, текущие вдоль мертвой реки. Зрелище завораживает и останавливает путника на открытом пространстве по пути домой или в укрытие, хоть под какую крышу.
Мы с Катей были рады, что успели заскочить в кафе до того, как снег засыпал окна крупными хлопьями, поднялся сугробами за стеной, там, снаружи. Снег выстукивал по стеклам нехитрый ритм, белый шум, трогал окно беспрестанными шелестящими прикосновениями, повторял неразличимо слово, которое никто не услышит.
– Дурацкая погода! – Катя тоже смотрела в окно.
Официантка с узкими глазами и губами в черной помаде принесла нам большие кружки шоколада со взбитыми сливками. На голове у нее был красный колпак с белой опушкой. Все официантки здесь выглядели одинаково, все с узкими глазами, подведенными черным, а сегодня еще и с тошнотворными колпаками на вороньих волосах.
Катерина остановила девушку и попросила принести масляное пирожное. Катя была высокая и стройная, с колючими злыми глазами. Она не беспокоилась о фигуре. Она мне нравилась. Это было наше второе свидание, и я не рассчитывал закончить его в постели. Сейчас было время развлекать и завлекать ее.
Но я не знал, о чем говорить с ней и, зацепившись за быстрый ряд мыслей: пирожное – фигура – толстяк, стал рассказывать, как на прошлой неделе к нам на кафедру пришел парнишка с большими проблемами с весом. Он едва окончил школу и устроился к нам, дожидаясь повестки. Одноклассники наверняка смеялись над ним, а он улыбался, как идиот, всем и всегда. Он убирал волосы в хвост и носил свитер с оленями, обтягивающий сферу его живота, как скорлупа гигантского хитинового существа, только что выучившегося ходить на двух ногах и кое-как разговаривать.
Марина тут же привлекла его к подготовке утренника. Мы устраивали утренник, для детей сотрудников факультета, и Марина вызвалась отвечать за праздник. Она всюду вызывалась, с тех пор как выскочила из декрета, едва дочери исполнилось три месяца. Боялась потерять работу. Изо всех сил демонстрировала, что будет вкалывать больше всех, что готова на все: презентацию подготовить – пожалуйста, утренник провести – она первая.
